Кремер застонал и, казалось, утратил дар речи.

– Я тут не виноват, – стал оправдываться сыщик. – Клянусь, инспектор! Проклятое метро. Подъехал локальный[8] поезд, она отошла от него, будто ждет экспресс, а в последнюю минуту вскочила в вагон…

– Ладно, хватит, – сказал Кремер. – Придержи язык. Боже… Меня удивляет, что… Хотя это не важно. Ее имя и адрес?

Мерфи перелистал назад несколько страниц в своем блокноте:

– Руби Лоусон. Салливан-стрит, сто четырнадцать.

Низкорослый сыщик вынул свою записную книжку и все записал.

– Вряд ли она это нарочно, – сказал он. – По-моему, она просто передумала в последнюю минуту. Я думаю, она…

– Ты думаешь? Ты сказал – ты думаешь?

– Да, инспектор, я…

– Иди отсюда. Возьми с собой кого-нибудь, возьми Дорси, отправляйтесь по этому адресу и разыщите ее. Задерживать не надо, просто следите за ней. И ради бога, не думай! Сама мысль о том, что ты это делаешь, вызывает у меня отвращение.

Мыслитель убрался. Мне, понятно, тоже не терпелось уйти, а потому я с удобством откинулся на спинку стула, положил ногу на ногу и начал:

– Знаете, когда я слежу за кем-то и он спускается в метро, я обычно действую следующим обра…

– Можешь идти, – отрезал Кремер. – Ступай вон! Если, избави боже, ты понадобишься, я знаю, где тебя найти.

– Но я думаю…

– Я сказал, вон!

Я неспешно поднялся и неспешно же двинулся к выходу, а по пути даже остановился, чтобы по-дружески перекинуться парой слов с Пэрли. Но, оказавшись на лестнице, я прибавил шагу. Было сто против одного, что она меня надует, но я все равно помчался на Лексингтон-авеню к входу в Гранд-Сентрал, опустил монету и вошел в зал, где показывали хронику. В последнем ряду ее не оказалось, и я не стал тратить время, осматривая другие ряды. Раз она назвала Кремеру вымышленные адрес и имя, да еще догадалась придумать такое, чтобы оно совпадало с монограммой «РЛ» у нее на сумочке, можно было предположить, что она не станет дожидаться, когда рак на горе свистнет. В освещенном коридоре я быстро проглядел свою записную книжку, рассмотрел идею воспользоваться метро, но отмел ее и помчался на Сорок шестую улицу, где оставил машину.

Мое высокомерное отношение к метро чуть не сыграло со мной злую шутку, потому что в этот час центр в районе Парк-авеню совершенно забит. Но ближе к окраинам я мог ехать в свое удовольствие.

Кирпичный фасад дома номер 326 по Морроу-стрит в южном конце Гринвич-Виллидж не красили, судя по всему, уже много лет. У входа в подъезд на черных металлических кронштейнах висели два фонаря, но горел только один. Я припарковался на другой стороне улицы и поднялся по ступенькам. В вестибюле я увидел обычный ряд почтовых ящиков и кнопки звонков и под одним из них – карточку с надписью «Лэшер». Все сошлось, но вот что было занятно: на той же карточке, повыше «Лэшер», была напечатана еще одна фамилия – Гулд. Я, наклонившись, разглядывал ее, как вдруг отворилась дверь и в вестибюль вышла та, что и была мне нужна.

Стало ясно, что мое высокомерное отношение к метро действительно едва не сыграло со мной злую шутку: девушка держала в одной руке дорожную сумку, а другой рукой, которой только что открыла дверь, уже собралась поднять с пола чемодан.

– Разрешите мне, – сказал я, – на вид он тяжелый.

Она бросила на меня испуганный взгляд, уронила чемодан и, присев на него, разревелась. Она даже не стала закрывать лицо руками – ее как будто прорвало.

Я подождал с минуту, пока она успокоится.

– Послушайте, – сказал я наконец, – вы загораживаете проход – вдруг кто-то захочет войти или выйти. Давайте возьмем эти вещи…