– Слово «семья» мне незнакомо.

– Семья – это когда мужчина и женщина добровольно вступают в союз, вместе живут, заводят и воспитывают своих детей.

– У нас нет семей, как у вас, землян. У нас всё иначе. Во время некоторых праздников мужчинам предоставляют адрес ровесницы, и он посещает её в тот же день. Мне и остальным пограничникам, например, дают адрес ровесницы в Этагоне. Наши женщины воспитывают детей от разных партнёров. А мы посещаем по праздникам разных женщин.

– Печально, – вздохнул Антон.

– Почему? – удивился Палантион.

– Ведь женщина может тебе не понравиться.

– Для этого существуют высушенные лепестки цветов элегонии. После того, как их заваришь кипятком и выпьешь настой, или просто понюхаешь, то даже столь жуткого вида женщина, как Светлана, покажется красавицей.

– Кстати, вы, райсгрины, тоже не красавцы, а уродцы. Такими, как вы, у нас пугают детей и мнительных людей. Вас изображают отрицательными персонажами в наших сказках, – обиженно сказала Светлана, услышавшая мнение Палантиона о своей внешности.

– Я высказал своё мнение, а, к примеру, Циркониус вполне может тобой увлечься, землянка, – сказал Палантион. – Руководители высокого ранга имеют права пользоваться цветами элегонии хоть ежедневно, а не только по праздникам.

– Не пугай меня! Одна лишь мысль о старом сатире Циркониусе вызывает у меня дрожь, – сказала Светлана.

– Хватит болтать! Мои подчинённые начинают прислушиваться. Мне не следует с вами долго разговаривать. Райсгринов, заподозренных в измене правительству Райсгринда, ждёт казнь. Я хочу жить, – сказав это, Палантион отошёл от пленников и, присоединившись к своим подчинённым, перебросился с ними несколькими фразами.

Как поняли Антон и Светлана, Палантион разговаривал с подчинёнными на языке, который райсгрины называли латворд.

– Как ты думаешь, слова Палантиона о Циркониуса – не шутка? – встревожилась Светлана.

– Откуда мне знать? Я задушу этого Циркониуса, если он только прикоснётся к тебе! – пообещал Антон.

– Тише! Они прислушиваются к твоим словам. Не забывай, они все знают наш язык, хотя некоторые из них его ненавидят, – напомнила Светлана.

Палантион подбежал к Антону и прохрипел:

– Если ты ещё раз произнесёшь подобные слова в отношении прима Этагона, я надену на тебя наручники, землянин! Если Циркониус узнает, что ты о нём говорил, никто тебя не спасёт.

– Палантион, скажи, ты можешь посодействовать, чтобы облегчить нашу участь? – тихо спросил Антон.

– Мне это ни к чему… Кстати, есть надежда, что вас оставят в живых, и будут возить по городам для показа публике. Я, пожалуй, сделаю Циркониусу такое выгодное коммерческое предложение, которое несомненно одобрит примад Аполлониус.

– И тогда нас станут возить в клетке, словно диких животных? – возмутилась Светлана.

– Может, и в клетке. Но не как животных. Я бы предложил при этом, чтобы вы проделывали простейшие действия – что-нибудь шили или мастерили. Это будет любопытное зрелище! – Палантион довольно захрюкал и, промяукав напоследок, отошёл от пленников.

Светлана грустно посмотрела на зелёное небо, раскинувшееся над полем, поросшим серой травой, которая перекатывалась серебристыми волнами из-за дуновений тёплого ветерка. Сиреневое и красное светила, на которые лишь изредка набегали лёгкие белые облачка, разогрели воздух.

Вскоре вдалеке показалась крепость с остроконечными башенками на стенах и мост, переброшенный через ров. В пригороде стояли утопавшие в зелени невысокие каменные цилиндрические здания с круглыми окнами под красными черепичными крышами. Над городом-крепостью кружили дельталёты.