Липкий ворон косо посмотрел на меня, затем воззрился наземь, словно обычная птица в поисках червей. Может, выговорившись, ворон и стал обычной птицей? Но вскоре он дернулся, застыл, глаза полыхнули огнем, из клюва пошел дым – и птица свалилась замертво. Я вытер кровь с предплечья. Рана исчезла, но боль осталась. Рисунок ворона вернулся на место, но выцвел, будто татуировки старика. Со временем краска вернется.

– Перемена плана, – сообщил я, вернувшись к своим. – Мы идем на Двенадцатую станцию.

Пара недоумевающих взглядов, и все. И замечательно. Играть в «я начальник, ты дурак» гораздо сложнее, когда сам не представляешь, зачем тебе гнать куда-то людей.

Тнота глянул на луны. Холодная голубая Клада ушла за горизонт. Бронзовые трещины разбили небо на бесцветные куски. Тнота лизнул палец, проверил ветер, опустился на колени, провел пальцами по грубому песку.

– Капитан, Двенадцатая – не ближайшая. Не успеем до темноты. Можно сначала выбраться из Морока, а потом двинуть на юг по рокаде.

– Это самый быстрый путь?

– Самый быстрый – прямой. Но я ж сказал, не успеем из Морока до темноты.

– Тнота, самый быстрый. И если я до темноты увижу кружку эля в моей руке, ты получишь вторую долю.

Тнота ухмыльнулся:

– Капитан, так точно, самый быстрый.

Лошади выбились из сил, хотя мы не загоняли их. Они сами поторапливались, желая выбраться из гиблого места. Лошади – умные твари.

Две луны нырнули за разные горизонты. В ночном небе блестел только сапфировый тонкий полумесяц Клады. Мы подъезжали к Двенадцатой. Тнота проложил странный рискованный маршрут сквозь дюны, заросшие длинной стеклянной травой, но мы управились и вышли с целыми руками и ногами. Пусть старина Тнота и безобиден как овца, но он мог бы стать штурманом самого маршала, если б не был таким дегенератом. Мы оставили за спиной ворчливое вытье расколотого неба и яркий свет бронзовых трещин на нем и нырнули в знакомую ночь к западу от Морока.

Двенадцатая сияла. Морок перед ней обшаривала пара прожекторов, питаемых фосом. Луч одного поймал нас и не выпускал, пока мы не подъехали. Из-за парапета выглянула унылая равнодушная физиономия. Двенадцатая – обыкновенная крепость, такая же, как четыре дюжины ее сестер, рассыпанных вдоль границы: высокие каменные стены, большие пушки, узкие бойницы, смрад навоза. Все как обычно.

– Шутовской колпак, – задумчиво изрекла Ненн.

Я удивленно посмотрел на нее. Она показала вверх.

– Они всегда мне напоминали его. Ну, балки проекторов. Они как четыре языка с бубенчиками на шутовской шляпе.

Я проследил за ее пальцем. Из верхушки главной башни цитадели торчали четыре огромных черных железных кронштейна, изогнутых словно паучьи ноги, освещенных снизу тусклым желтым светом. У них были даже черные круглые набалдашники на оконечностях. Силуэт огромного дурацкого колпака на фоне багровеющего неба.

– Вряд ли шутки у этой штуковины очень смешные, – заметил я.

– Я бы не сказала, – ухмыльнувшись, возразила Ненн, притом лукаво щурясь, будто кошка, запустившая когти в мышь. – Разве не забавно видеть, как драджи топают к границе и дружно превращаются в пыль? Та еще шуточка.

– Нет, не забавно. У тебя странное чувство юмора. А теперь заткнись-ка, мне нужно придумать, что сказать начальнику станции. И, мать же твою, кончай жевать эту гадость!

Ненн не обратила внимания. Любит она болтать, держа комок смолы за щекой. Хотя, когда ты с кем-то столько времени из передряги в передрягу и столько раз напиваешься в стельку, становишься терпимей к нарушению субординации. Кое-кто подумывал, что мы любовники – мол, два сапога пара, а точнее, две живописные рожи. Ненн говаривала, что она-то на самом деле сущее золотце и покорительница сердец, но меня как-то не радовали и ее привычка плеваться во все стороны, и суровое хамство. А ее физиономия с деревянным носом уж точно не вдохновит художников. Хотя и от моей личности уж точно не сомлеют придворные дамы. Я надышался песком дюжины песчаных бурь и выпил больше огненной воды, чем обычные люди – колодезной. Правда, мне можно сделать комплимент насчет похожей на наковальню нижней челюсти. Колотили по ней изрядно, а она выдержала. В общем, понятно, отчего многим кажется, будто мы созданы друг для друга.