– Гриша, что тут у тебя твориться? Мы слышали выстрелы.

– О, Гром, вот ты мне как раз и нужен. Ты у нас образованный, скажи, на каком языке он болтает, я что-то не пойму.

Вася начал перечислять:

– Geben sie ihren Namen und Titel an! Anata no namae to katagaki o nobe nasai! State your name and military rank!

Последнее предложение пилоту, видимо, было знакомо. Он быстро закивал своей огромной из-за надетого шлема, похожей на стрекозиную, головой.

– Capitan Gary Powers, United States air force. Where I am?

Громов хохотнул. Затем, после пары секунд тишины, он издал ещё один смешок. А затем плотину прорвало. Он хохотал, не останавливаясь, минут пять, а на его скуластом, небритом лице выступили слёзы. Мы с ребятами изо всех сил пытались его успокоить, но ничего не помогало. Пленник, сняв к тому времени гермошлем, всё также стоял в стороне и растеряно улыбался, дрожа от холода.

– Громов, твою мать, да что с тобой такое! – не выдержав, я вмазал ему по щеке. Не так сильно, как мог бы, но это всё равно привело его в чувство.

– З-з-зенитчики хреновы… а-ха-ха, Господи Боже, – Гром никак не мог взять себя в руки. – Зенитчики, стража небесная, защитнички наши, американца сбили.

Чего?!

– Вася, дорогой, а объясни мне, пожалуйста, какого хрена американец делает посреди Сибири в целом, и в воздушном пространстве Чёрной Армии в частности?

– А я, дорогой мой, понятия не имею, какого хрена американцы делают в нашем воздушном пространстве. Вот что-что, а это уж точно вашего ведомства дело, не моё.

– Ну так нужно поинтересоваться, – зашипел я Васе на ухо. – Ты здесь, блин, единственный грамотей, один на весь отряд его язык знаешь. Ну, так и проведи процедуру первичного допроса. С моей санкции.

– А-ха-ха, «с моей санкции», – передразнил он меня. – Господи, идиоты.

– Эй, ты, – он обратился к сбитому лётчику. – Ком ту ми…

Пилот послушно подошёл, и у них с Васей завязался диалог. Громов что-то постоянно спрашивал, улыбка не спадала с его лица, а пилот, улыбаясь в ответ, ему отвечал. Весь их разговор продлился минуты три, и всё это время мы, мои люди вперемешку с людьми Громова, стояли полумесяцем вокруг этих двоих, натянутые как струна и готовые в любой момент применить оружие. А Вася всё улыбался, будто не замечал нашего полубоевого построения. Если этот парень сейчас не думает о том, какие эти русские добрые и улыбчивые парни, то я честно не знаю, чем забита его голова.

Наконец, Громов подошёл ко мне.

– Это американский лётчик. Зовут его Гэри Пауэрс. Вылетел с базы в Гренландии и выполнял задание по аэрофотосъёмке позиций немцев под Архангельском.

– Под Архангельском? – удивлённо спросил я.

– Под Архангельском, – подтвердил Гром.

– Это хорошо, что под Архангельском, это может… ладно, продолжай.

– Так вот, на середине полёта он сбился с курса, собирался, используя ориентир в виде Кольского полуострова, повернуть обратно и лечь на курс возвращения. Но немного не рассчитал и вместо запада полетел на восток. Запаса топлива у таких самолётов, как я понял, немерено, поэтому и дотянул до нас. А тут уж мы его и приняли.

– А на позывные почему не отвечал?

– А как он, по-твоему, ответит, если у него рация совершенно на другие частоты настроена? Наши же наверняка только по немецким да по японским давали сигналы. Естественно он нас не слышал ни хрена.

– Тьфу ты, Господи, придурок. Сотрудничать хоть готов?

– Готов, только он нас, походу, за немцев принял. Пару раз он на их язык переходил, пистолет свой мне сдал и монетку серебряную, с ядом. Говорит, там внутри иголка, он уколоться должен, если в плен попадётся. Сказал, что готов передать нашему командованию все им сделанные фотографии, лишь бы ему домой разрешили вернуться.