Оставались, правда, ещё казахские степняки, скатившиеся после развала Союза, до состояния анархических кочевых племён. Но их в расчёт и не стоило брать. Там не то что до авиации, до государства в принципе было ещё очень далеко.

Подвинув Зверюганова, я сел на деревянную скамейку, прибитую вдоль стенки грузовика и, откинувшись назад, поддался размышлениям. Границы Чёрной Армии беспокойны, это факт. Немецкие рейды, японские солдаты, бряцающие оружием (больше для виду, понятное дело), набеги степняков и просто шайки бандитов, рыскающие то тут, то там в поисках наживы. Всё это было, всё это понятно. Но вот неопознанного самолёта мы не сбивали ещё никогда. Всегда было понятно, чей он, хотя бы по предсмертным воплям в эфире. А тут же…

«Я стою за живых, и за честь мёртвых. За те поколения, что были, и за те, что будут…».

Грузовик остановился около горного КПП примерно через полчаса езды. Мы мгновенно выгрузились из него. У обычных солдат, если кто видел, такие действия занимают относительно много времени и часто бывают очень неуклюжими. Мы же всё сделали быстро, чётко и аккуратно, меньше чем за минуту рассыпавшись полукругом вокруг машины и зорким взглядом осматривая местность. Правда, если говорить начистоту, не совсем зорким. Самым слабым звеном в этой цепочки был, конечно же, я со своей близорукостью. Тем не менее, за годы практики я научился худо-бедно справляться и с этим недугом, так что мои соратники могли со спокойной душой на меня положиться.

Впрочем, на этот раз всё было тихо. Противника, как и ожидалось, в округе не было, а небольшой охранный пост был полностью под нашим контролем, что подтверждал молоденький рядовой, выпорхнувший из тёплого, протопленного помещения на зимний сибирский холод и рассматривающий нас широко распахнутыми глазами.

– В-вы… вы из разведки, да? – слегка запинаясь, обратился он ко мне.

– Вольно, рядовой, – я обратился к нему по уставу. Парня необходимо было привести в чувство, а ничто не способствует хладнокровию больше, чем чёткое следование установленным правилам. – Оперативное отделение внешней и внутренней разведки Чёрной Армии, капитан Отрепьев. Доложите обстановку.

– А… а, да, так точно, товарищ… э-э-э, капитан, – ответил он, разглядывая мои погоны. На самом деле, у нас в «Стальной руке» своя система званий, по которой, если переводить на армейские ранги, ко мне следовало обращаться «товарищ полковник». Впрочем, бедному солдатику об этом знать было не обязательно. Он и так сильно теряется от волнения.

– Ваши люди уже здесь, они недавно прибыли. Спросили меня, не видел ли я падавший самолёт. Я сказал, что видел, и указал сторону, в которую он летел. Они сказали, чтобы я дождался вас, а потом послал следом.

«Мои люди»? «Послал следом»? Это что ещё за фокусы? Все «мои» ехали со мной в одном кузове, и опередить меня уж никак не могли. Следовательно, это какие угодно «чужие», но уж никак не «мои». И хорошо, если эти чужие носят мундиры Чёрной Армии, а не какую-нибудь форму цвета фельдграу…

– Ну, и куда же «мои люди» пошли? – не скрывая иронии, спросил я.

Солдатик, впрочем, сарказма не почуял и бодро отрапортовал:

– На четырнадцатый перевал, товарищ капитан! Ваши люди отправились на четырнадцатый.

Сказал так, будто я все здешние медвежьи углы знаю…

– Показывай, где дорога на четырнадцатый, – сухо приказал я рядовому.

«…Когда придёт час отмщения, я встану плечом к плечу со своими товарищами, без страха встречусь со своим кровным врагом и поставлю свой народ превыше собственной жизни».

А вот и «чужие».

– Здорово, Гром, – подойдя со спины, поприветствовал я крупного, широкоплечего мужчину в серой шинели.