– Ого ему, – согласился Бип-Боп.

– А чтобы не зажариться, мы сделали из старой шерсти тапочки. И вот мы зашли очень глубоко, даже шерсть на тапочках начала дымиться, а дышать стало тяжело.

– Оох ты, – кивнул Бип-Боп без выражения.

– В конце коридора Ари-Ару увидела коробку. Я попросил ее, чтобы мы возвращались скорей, потому что тут и сгореть недолго. А она хихикнула, назвала меня трусишкой и побежала к коробке.

– Ого себе, – хрюкнул Бип-Боп.

– В коробке Ари-Ару нашла плюшевую шестеренку и подарила мне. Сказала, что самки должны ухаживать за самцами. Правда, лапы она все-таки обожгла и с тех пор очень боится рассвета и огня.

– Молчать! Закрой пасть! – ударил меня по уху Отвертка, услышав разговор. А Бип-Бопа не тронул. Бип-Бопа бить боялись после того, как он вышвырнул в море палку Швепса. И вообще его будто не замечали.

Через девять ночей стало грустно. Я рассказал Бип-Бопу все истории три раза, а потом выдумал еще столько же и рассказал их два раза. Ари-Ару не было рядом, вместо нее ворочали весла понурые гремлины, и чем больше я на них смотрел, тем больше становился таким же. Как-то раз я целую ночь не рассказывал историй Бип-Бопу.

Кто-то коснулся моей левой лапы. Я дернулся, ожидая удара, но это был Бип-Боп. Кося глазами, он сказал:

– Истории.

И я начал рассказывать еще, выдумывая на ходу. А он слушал, комментировал невпопад и ворочал весло. Я научился говорить тихо, чтобы пираты не услышали; придумывать интересных персонажей, которые очень походили на настоящих гремлинов, но были чуть-чуть лучше; и косить глазами, как Бип-Боп.

На пятнадцатый день гремлин с красной шерстью, сидевший прямо передо мной, перестал грести, а когда Дырявый Плащ несколько раз ударила его палкой, то и вовсе свалился на палубу. Черные Перчатки подошел к красному гремлину, потрогал за горло и сказал:

– Мертв.

Все на палубе замолчали. Швепс пнул труп лапой:

– Собери костяшки, дохляка за борт.

Черные Перчатки достал маленький железный ножик и срезал у красного гремлина длинные фаланги у когтей на передних лапах, а потом долго счищал с них мясо и шерсть, пока костяшки не стали сухими и блестящими. Затем пират спихнул тело в море. Труп зашипел и запенился, выпуская клубы белого дыма, пока море не растворило его.

Швепс забрал десять костяшек, сложил их в шляпу и потряс ей. Фаланги мертвого гремлина застучали друг о друга:

– Вот она, валюта Тысячи Островов! За эти костяшки я могу купить борд, нанять пирата или накормить команду! Запомните, сухопуты, на Тысяче Островов ценятся только фаланги лап. Если будете бесполезны, как этот слабак, я пущу вас в расход.

Швепс ухмыльнулся и зашагал в каюту, довольно похрюкивая. Я медленно дышал. О том, что когда-то передо мной сидел красный гремлин, напоминала только маленькая лужица крови на палубе. Я посмотрел на свои лапы. За них можно было купить борд, нанять пирата или накормить команду. За них, боль от ножа и мою жизнь.

Пираты веселились, прохаживаясь мимо гребцов. Дырявый Плащ ухмылялась, глядя на меня. Я опустил голову и сжался, продолжая исправно грести. Я не хотел, чтобы мои фаланги срезали, а потом очистили от мяса и шерсти. А самка-пират скалилась все больше, наблюдая за мной.

Только Черные Перчатки хмурился. Шерсть на его предплечьях окрасилась бурым.

Следующую ночь я боялся разговаривать и тихо греб, поглядывая на пиратов. При очередном повороте весло заклинило. Я выглянул за борт и увидел под водой пару больших синих глаз, наблюдающих за мной. Это было очень странно – видеть кого-то, плавающего в Белом море.

– Привет, – поздоровался я.

Существо под водой что-то сказало, но на поверхность всплыли только пузыри.