Без судмедзаключения Холодивкер они бы не раскрыли своё первое дело, тогда Олег назвал её «нашим экспертом по жмурикам». Инге казалось, что они с Женей знакомы с детства, хотя никогда не было у неё таких подруг, которые бы не тяготились одиночеством, не особо следили за собой и тратили бы время на сложные философские рассуждения.

Она одна была способна слушать Ингины описания трупа спокойно и терпеливо. Не раз ей в анатомичку привозили жертв самоубийств, она прекрасно знала все подробности в теории и на практике, но то, что от Штейна, такого сильного, живого, юморного, осталось лишь изуродованное тело висельника – потрясло даже её.

Подошла Катя, осторожно вытащила трубку из окоченевшей Ингиной руки:

– Мам, хватит звонить Жене. Ты же можешь поговорить со мной.

Она уже надела чёрную водолазку и джинсы, волосы заплела в косичку и выглядела ребёнком, хоть и старалась вести себя по-взрослому.

– Недавно ты была такой маленькой, – сказала Инга. – С горшка мне кричала: «По-пу!!» Горшок был в виде кошечки. Слово «мамапапа» везде писала, думала, что так правильно – слитно.

– Как Кефира принесли, помнишь?

– Конечно! Сначала хвост поджимал, потом ластился, потом осмелел и стал хватать за пятки, и ты на диван залезла. Он круглый, как шарик, не мог за тобой. А у Олега не было детей. Всё казалось: потом. А теперь всё. Никакого «потом» уже не будет.

– Почему он это сделал? – спросила Катя. Она посмотрела вверх, утирая слёзы.

– Я не знаю. Не понимаю. Он не собирался. Кажется, его что-то беспокоило в последнее время, я сваливала всё на нашу работу. Видимо, было что-то посерьёзнее. Но всё равно – разве это выход? Ни в коем случае! Ты слышишь? Никогда нельзя даже думать об этом!

Инга обняла дочь, и впервые за долгое время Катя не отстранилась. Они постояли молча. Новые капли разлиновывали окно. «Наклон в точности такой, как в прописях», – машинально подумала Инга. В доме напротив кто-то вышел на балкон покурить.

– Пойдём, – сказала Катя, высвобождаясь из Ингиных рук. – Скоро папа заедет. А нам надо поесть: хочется не хочется – надо. Предстоит тяжёлый день.

«Как же ты выросла!» – хотела сказать Инга, но Катя уже ушла на кухню.

Они допивали чай, когда позвонили в дверь.

– Девять двадцать, – глянула Катя на свой телефон.

– Как всегда, пунктуален! – сказала Инга про бывшего мужа. Костя, её водитель, уже ждал их внизу.

Катя открыла отцу и поцеловала его в щёку.

– Едем? – спросил Сергей. – Ты как?

– Нормально. – Инга застёгивала высокие кожаные сапоги. Ей захотелось надеть тёмные очки, чтобы никто не видел её заплаканных глаз, но день был пасмурный, и она удержалась. Оставила их на комоде в прихожей.

– Возьми, – тихо сказал Сергей, угадав её желание.

– Не нужно, – сухо отрезала Инга.

– Я пойду Дэну звякну, – сказала Катя.

Но их сосед уже стоял на лестничной площадке и ждал, прислонившись к стене. Он работал стилистом, часто помогал Инге и Олегу при съёмках для видеоблогов и хорошо знал Штейна.

– Привет, соседка, – сказал он, опустил глаза, попытался улыбнуться – не вышло.

Дэн протянул руку к Кате, потрепал её по голове – искал выход из неловкой ситуации.

Ему странно, неуютно. Он вышел из квартиры только что, а уже мечтает вернуться обратно.

Прощания в церкви не было. Приехали сразу на кладбище. Правая сторона площади перед воротами навязчиво пестрела ядовитыми оттенками оранжевого, зелёного, лилового. Разномастные искусственные цветы торчали из пластиковых ваз. Крикливой бесцеремонной пошлостью они врывались в горестный пейзаж. Сломленные потерей люди и равнодушные дальние родственники, коллеги скупали их, потому что так принято.