– Устала?

– Немного.

Я наблюдаю, как она снимает передник и вешает на вешалку, затем садится на стул хозяйки и скрещивает ноги на стойке администратора. Это строго запрещено. И именно поэтому она делает это каждый вечер. Но сегодня у нее что-то на уме. Что-то, что заставляет ее заранее улыбаться. Я не знаю, что, но знаю этот кокетливый взгляд, который говорит: ну же, задай мне вопрос.

– Что у тебя на уме?

– Ничего.

– Что-то точно есть.

Она улыбается мне, потому что знает, что я знаю.

– Знаешь, чего я хочу?

– Если бы знал, не спрашивал.

– Мне хочется сменить обстановку. Я больше не могу тут находиться.

Это вызывает у меня странное чувство, неприятную дрожь, как будто я вдруг понял, что ей не нравится наша жизнь.

– Хочешь уйти? Но куда?

– К морю.

Она смотрит мне прямо в глаза, и я ищу, что бы ответить, ведь я тоже не люблю большую Кремье и не люблю этот безобразный салон, но тем не менее это наш шанс, и у меня нет ни малейшего представления, что мы могли бы делать в другом месте.

– К морю…

– Да.

– И что там делать?

– Продавать устрицы.

Конечно, я теряю дар речи, и она начинает хохотать. Это меня немного огорчает, так как я повелся, как дурак, и в то же время успокаивает, потому что я бы пошел за ней куда угодно и мне действительно не хочется проводить всю жизнь, собирая ракушки.

– Это ты здорово придумала!

– Не хмурься так, мой Бебер. Нам здесь очень хорошо, ты это знаешь.

– Ну да, нам здесь хорошо. Вот поэтому я не понимал…

– Ты иногда такой дурачок.

Это заставляет меня улыбнуться, потому что это правда. Но только с ней, потому что в противном случае никто меня не обманет. Никогда. Я слишком осторожен.

Она продолжает смотреть на меня, и я понимаю, что у нас еще не все закончено.

– Тем не менее ты мне обещал.

– Обещал что?

– Что ты отвезешь меня к морю.

Это было давно, я почти забыл. Не знаю, когда это было, и не знаю, где, но мне кажется, что шел снег. Соланж всегда хотела увидеть море, а я хочу того же, что и она. Если бы она пожелала увидеть Северный полюс, я бы пообещал.

– В воскресенье, если хочешь.

– Да, хочу.

Блин, как красиво. Мне кажется, я никогда еще не видел ничего столь прекрасного. Я даже забываю, что чертовски долго пришлось ждать автобус, а потом идти два километра под палящим солнцем с корзиной, которая весит тонну. Подумать только, что это я настаивал на пикнике у моря… Если бы знал, мы бы поели перед тем, как уйти.

Тем не менее это красиво.

Пляж такой огромный, что глазами не охватить, а утесы настолько высоки, что от них почти кружится голова. Я не знаю, сколько мы шли, молча, на ветру, под солнцем и шумом волн. Я знаю только, что закрыл глаза, чтобы лучше почувствовать тепло песка под ногами. Соланж шла впереди меня, в руках – балетки, волосы развевались по ветру, и иногда сквозь пряди волос я видел, как она улыбается. Ее белая рубашка надувалась, как парус, ее обнаженные ноги тонули в песке. Мы могли бы пройти дальше, намного дальше, до самого горизонта, но остановились здесь, неизвестно где, как кораблекрушенцы. Я расстелил одеяло, которое у нас служит скатертью, вытащил бутерброды, а затем сел, перекрестив руки на коленях. Пахнет морем. Пахнет водорослями. Над нами кружат чайки, и я задаюсь вопросом, каково это, смотреть сверху вниз. Вероятно, еще красивее.

– Пойдем купаться?

Соланж уже раздевается, а я немного смущаюсь, потому что у нас нет купальника, а мокрые трусы, должно быть, будут выглядеть как большой подгузник.

– Даже не знаю.

– Как хочешь. А я пойду!

Я отвожу глаза, потому что впервые вижу ее в нижнем белье, но не могу удержаться и все же поглядываю. Ее кожа кажется еще белее на солнце, и я открываю для себя части ее тела, незнакомые мне раньше. Маленькая впадина выше бедра. Рыжие пятнышки на ее худеньких бедрах. Форма ягодиц. Я узнаю бежевый лифчик, который украл с веревки для сушки белья, пока она стояла на дозоре. Он немного ей велик, слегка показывает грудь, но на этот раз я действительно пытаюсь смотреть в другую сторону, нельзя переборщить. Она кричит мне «пойдем!» и бежит к морю, а я остаюсь сидеть здесь. Глупо. Я знаю, что это глупо. Отпуск закончился, туристы вернулись домой, на всем белом свете только мы одни с чайками.