За воротной решеткой в самом деле ждал колоритный кондотьер в черной куртке с мушкетерской перевязью, в хищном шлеме с гребнем и с черной повязкой на глазу. Увидев меня он сорвал шляпу, взмахнув ей над головой.

– О, дон Руман Московский! – воскликнул он. – А мне сказали, егермейстер сейчас выйдет. Где Сергей-то?

И тут я понял, кто передо мной.

– Макс! – крикнул я, бросившись ему навстречу и сам стал крутить заржавленный механизм подъемной решетки. Он в это время соскочил с лошади, и минуту спустя мы крепко обнялись.

– Нет больше Сергея, – сказал я, когда он разжал объятья. – Я теперь егермейстер. Ты что, не слышал, что тут было?

– Да мне там как-то было не до того, – Макс покачал головой и сплюнул на землю. – Когда эти мрази явились, я по северным городкам кочевал. Их первыми вырезали. Что там творилось – ты не представляешь. В иных местах кровь в канавах текла вместо воды – и это не фигура речи. Я сам видел.

– Пойдем, расскажешь, – сказал я. – Чего на холоде торчать! А что за люди с тобой.

– «Черные драгуны», – с гордостью произнес Макс. – Это мы так назвались. Лучший боевой отряд по во всей Кирхаймской марке. Лучший – потому что с некоторых пор, похоже, единственный.

Он мрачно усмехнулся. Я отдал распоряжение, чтобы его людям нашли какой-нибудь кров, а лошадей накормили, после чего мы с Максом поднялись в мою комнатушку, усевшись на жесткую лавку и прихлебывая из захваченных по дороге кружек жидковатую грушевку.

– Мне-то самому повезло в самом начале, – продолжил Макс рассказ, начатый еще на лестнице. – Деревню, где я заночевал, всего лишь краешком задело сперва – мертвяки стали то по одному, то по двое из леса переть. Ну, я мужиков собрал, частокол сбили, костры стали жечь, вилами эту нечисть колоть. Пару недель отбивались, ни один человек не погиб. А потом беженцы стали приходить, из других деревень и городов. Тут-то и стало ясно: началось.

Мужики, с которыми я к тому времени уже несколько дней бок о бок воевал, в один голос стали меня просить, чтобы я им сказал, что дальше делать. Как-то так само собой вышло, что выбираться мы стали вместе, и что я стал главным.

Оружие мы в баронском замке нашли, который мертвяки начисто вырезали. Стали помогать окрестным деревням, защищать беженцев, охранять дороги, на гнезда нежити нападать. Много народу погибло, конечно, но на их место становились новые – из тех, у кого семья погибла, или у кого и не было ее.

Форма у баронских дружинников была черная, мы ее себе забрали и стали вроде как драгунами. Других войск в марке не осталось – если не считать тех, кто Кирхайм оборонял. Но они людям помочь ничем не могли, а мы – помогали. Про нас даже начали легенды ходить.

Потом еще солдаты из пикинерского полка к нам прибились, потом еще кое-кто. В общем, к началу зимы под моим началом уже две роты были.

Сначала-то мы хотели в Кирхайм прорваться и за стенами отсидеться, но потом поняли, что обложен он намертво. Даже если и прорвешься – это будет капкан. И тогда стали, наоборот, прорываться через занятые нежитью земли на юг. Ну, ты видел во дворе, что от двух рот осталось.

Я покачал головой. Насколько я успел заметить, с Максом в Кернадал явилось десятка три всадников. У одного не было руки. Двоим на вид было никак не больше четырнадцати лет.

– А сюда чего приехали? – спросил я. – Нет, ты не подумай, что я тебя видеть не рад, но…

– Да забей! – махнул рукой Макс. – Все я понимаю. А сюда мы приехали потому, что защищать в Кирхаймской марке больше некого. Живые люди там остались разве только в самом Кирхайме, да и то… А все окрестности – одна сплошная пустошь. Кто успел – ушел. Кто не успел – тот опоздал. Такие дела.