. Как видим, российское военное руководство возлагало грандиозные надежды на переселенцев. Однако эти планы касались не только черногорцев, а такое мнение существует в историографии, но, главным образом, православных албанцев. В основном от них, а не от Василия Петровича, ожидался основной приток военной силы в эти края, гораздо более высокий, чем в Новой Сербии и Славяно-Сербии. Эти надежды, как показало время не оправдавшиеся, строились в основном на сделанном в 1756 г. в Сенате заявлении упоминавшегося выше А. Боставика, сказавшего: «Ежели даны будут свободные земли, то однонациональных с ним вольных людей охотников тысяч до шестидесяти есть»^>59. Василий Петрович, несмотря на присущий ему авантюризм, подобных заявлений не делал и таких колоссальных надежд российскому руководству не подавал.

С. Петрович, вскоре после отправки партии Я. Эздемировича в Россию, отбыл в Триест, откуда 21 августа 1756 г. направил письменное обращение «к сердарам, воеводам, губернаторам и боярам Черногории, Скандерии и Приморья», где извещал, что он по повелению императрицы направлен в Черногорию для принятия в российскую службу 1000 человек из черногорцев и брдян. Оставаясь на время в Триесте, «в немецких границах», он призывал черногорцев во всем следовать наставлениям митрополитов Саввы и Василия Петровича^>60.

Тем временем С. Пишчевич направился на военную границу в Митровицу, где, особо не надеясь на выход через Боснию черногорцев, попросил здесь своих «добрых приятелей» оповестить приграничных сербов в Сербии, чтобы они под «именем черногорцев» прибывали в Митровицу для дальнейшей их отправки в Россию. Таким образом ему удалось набрать партию переселенцев из 62 человек, состоящую исключительно из холостых мужчин, которые ранней весной 1757 г. по уже тающему льду через р. Саву переправились в Митровицу. Договорившись со своими знакомыми о следующем выходе в этих местах сербов из турецких владений под видом черногорцев, С. Пишчевич со своей партией переселенцев направился в Россию. По пути в Кечкемете (Венгрия) по распоряжению С. Ю. Пучкова к его переселенцам была присоединена партия переселенцев в 27 человек, выведенная из Триеста Я. Фишером. По признанию самого Фишера в ней не было ни одного черногорца^>61. Я. Фишер отправился в Триест за набором очередных людей, а объединенную партию переселенцев возглавил С. Пишчевич. По его наблюдениям, среди переселенцев Фишера не было не только черногорцев, но и сербов. И хотя они объяснялись на сербском языке, но были «какова ныбудь другова краю» люди, замечал Пишчевич^>62. По отзыву Пишчевича все они были «настоящие разбойники», «вор наголо и пияницы». Эта команда переселенцев, несмотря на все сложности, которые возникали по пути с людьми Фишера, в мае 1757 г. прибыла в Киев, откуда после принятия военной присяги переселенцы отбыли в Оренбургскую губернию.

Как замечал С. Пишчевич, Василий Петрович, обеспокоенный тем, что «выход их черногорцев будет невелик», и зная о договоренности Пишчевича о вторичном выходе потенциальных переселенцев из турецких владений, по согласованию с С. Ю. Пучковым направил на австротурецкую границу адъютанта И. Маркова и отозванного им из Оренбурга Я. Эздемировича. Эта самая масштабная партия переселенцев, набранная летом 1757 г., состояла из сербов, вышедших из Боснии, Герцеговины и Албании, которым было велено выдавать себя за черногорцев ^>63. Эта партия, первоначально насчитывавшая 1046 человек, была размещена в карантине в Нови-Саде, где 137 из них умерло, а еще 501 человек был задержан для фильтрации