Он чувствовал себя загнанным в угол зверем, который отчаянно ищет выход из смертельной ловушки, норовя обойти обложивших его со всех сторон, улюлюкающих охотников, готовых убить его в любой момент. Ему не нравилось такое ощущение, и он старался избавиться от него всеми возможными способами, приложить любые силы. «Я еще перегрызу тебе глотку, гаденыш. Ты ответишь мне за все», – мысленно прошипел Дарьенал, обращаясь к новому императору Мирэй.

***

Четвертый месяц весны стакар. Восьмой день месяца.

144 год от рождения империи

– Ай! – Лоэналь буквально взвыл от боли, пронзившей ухо, и подался вперед. – Театлин, прекрати! Сколько можно?!

– Не прекращу! – упрямо заявила та, продолжая тянуть эльфа за острое ухо.

– Я уже даже не Великий зодчий, сестра, я глава Имперского совета! А ты таскаешь меня за уши! Это неуважение ко мне! – попробовал тот последний аргумент, понимая, что это мало поможет.

– Ты думаешь, меня это тревожит, брат? – проникновенным шепотом отозвалась Театлин наклонившись к Лоэналю, которого тянула за ухо через стол.

Эльф втянул со свистом воздух, пытаясь как-то поаккуратнее вывернуться из ее рук. Он любил свою сестру так, что мало кто мог занять ее место в его сердце, а Театлин без зазрения совести этим пользовалась, позволяя себе безумные выходки, ная, что брат никаким образом не накажет ее за это. Более того, она прекрасно помнила, как он брал на себя вину всякий раз, когда их отец грозился наказать девочку за какой-либо проступок. Он не сможет причинить ей боль. Это знала Театлин, это знал и Лоэналь, пытавшийся найти выход из неприятного положения. Пикантности ему добавляло и наличие зрителя. На пороге комнаты, служившей главе Имперского совета кабинетом, замерла пытавшаяся сдержать смех Иннэйта анэ Эгат Мастарэль, наблюдая за столь эмоциональным разговором брата и сестры. Девушка прижимала ладонь к губам, ее плечи тряслись, но пока ей удавалось сохранить приличия и достоинство Лоэналя. Она не вмешивалась в эту странную беседу, но ей было безумно интересно, зачем Театлин анэ Вират Мирэсель прибыла к ним в дом? Это мог быть визит, суливший неприятности, а могло и поднять настроение Лоэналю, кторый уже который день мрачной тучей сидел в своем кабинете, если не находился во дворце. Иннэйту это беспокоило куда больше, чем война, идущая где-то на востоке.

– Театлин, – взмолился Лоэналь, пытаясь освободить многострадальное ухо.

– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустила, но при этом и не думаешь меня выслушать, – безжалостно продолжала та, не отпуская уже изрядно покрасневшее ухо брата. – Так себе перспектива.

– Как я могу тебе ответить, если ты даже не соизволила задать мне вопрос?! – возмутился глава Совета. – Залетела, схватила за ухо, что-то требуешь, в чем-то обвиняешь, что я еще и не сделал даже. Сначала скажи, что ты хочешь от меня!

– Что ж… Возможно, ты и прав. Так и быть.

Ее пальцы, наконец, разжались, освобождая многострадальное ухо Лоэналя. Тот тут же приложил к нему ладонь, едва заметно потирая пострадавший острый кончик. Иннэйта позволила себе откровенно улыбнуться, разглядывая прекрасную герцогиню Ансаритэй, одетую в платье модного сейчас в столице фасона: с длинными широкими рукавами, расшитыми по краю золотой и серебряной нитью, треугольным декольте, открывавшим лиф нижнего платья контрастного цвета, с обтягивающими, словно вторая кожа, рукавами, украшенными таким же узором, добавлением к которому служили лишь небольшие капельки изумрудов и сапфиров. Стежки, сделанные искусной вышивальщицей, складывались в легко узнаваемый узор из гербовых солнечных барсов. Такой же узор бежал и по подолу платья из лазурного шелка высочайшего качества, а в глазах у барсов там сияли уже топазы. Театлин подчеркивала свою принадлежность к роду ан Вират всеми возможными способами. В глазах эльфийского общества это был вызов, но никто не рискнул бы поссориться с Аминирах Виратами ради недостойной полуэльфийки.