– Ну а если на Запад? – прищурился Торин. – Если он минует вас?

– Пусть Запад разбирается сам, – спокойно сказал Келаст. – Мы не станем класть за него головы наших.

Дорвагские разведчики скрылись в кустах, а друзья, проверив кольчуги, неспешно тронулись дальше – открыто, на виду у всех, кто мог прятаться на склонах; теперь оставалось только ждать. Хоббит на всякий случай заколол плащ заветной фибулой, найденной ещё в Арноре. Весь день тропа вела их, постепенно расширяясь, сначала к югу, а затем устремилась в широкий проём между двух далеко отстоящих друг от друга холмов. За переломом угадывалась скрытая голубой дымкой равнина. Солнце миновало полдень, стало припекать. Мирные птахи, стрёкот кузнечиков, сочная трава по краям тропы… Тихо, мирно, «благостно», как сказал бы дядюшка Паладин, будь он в хорошем расположении духа. Как ни приказывал себе хоббит быть начеку, мысли против его воли текли совершенно в ином, мирном направлении. Хорошо бы поваляться на траве да поудить рыбку, а вечером собраться с друзьями, поплясать под немудрёные звуки их маленького оркестра… Пони, переступая копытами, нёс и нёс хоббита вперёд. Многое, очень многое было оставлено позади – без сожалений, легко и бездумно. И по‑прежнему он не слишком сожалел об утраченном покое, подхваченный могучими волнами вздыбившихся в Средиземье новых сил.

Дорога, в которую мало‑помалу превратилась тропа, вывела их наконец к перелому. Если Олмер и тут не держал своих секретов, он поистине должен был быть лишённым разума. Вон холмы какие – поставь там вышку да наблюдай! А когда путник перевалит за излом и двинется вниз, под гору, – ищи его там, на равнинах.

Торин натянул поводья. Друзья остановились на середине дороги, глядя вниз на убегающие вдаль долгими и пологими склонами просторы, на перемежающиеся островками рощ массивы жёлтых полей и немногочисленные деревни, кое‑где видневшиеся среди зелёных куп. Мирная, совсем не воинственная и не мрачная страна открылась их взорам, без пограничной стражи, без сторожевых постов, столь обычных для Запада. До ближайшей деревни, однако, было не меньше лиги, дома казались отсюда совсем крошечными. Зоркий Фолко разглядел неспешно тянущиеся повозки, одиночных всадников, пеших путников… Друзья переглянулись в недоумении. Не такой представлялась им цитадель Олмера – какой угодно, только не такой. Какие‑то вольные землепашцы, да и только!

Очевидно, все они в эту минуту помыслили об одном; и Торин, сжав губы, молча махнул рукой – поехали… Прятаться не имело никакого смысла; оставалось лишь найти кого‑нибудь посмекалистее и расспросить как следует, прикидываясь ничего не понимающими чужестранцами, которые не против того, чтобы попасть пред светлые очи здешних заправил.

– Мы все – гномы, – на всякий случай напомнил товарищам Малыш. – Фолко, не проговорись! Дай‑ка, ещё раз на тебя погляжу… Нет, не пойдёт, никак не пойдёт! Нет в тебе исконной гномьей солидности! Может, лучше и не начинать? – обратился он к Торину. – Его же любой тангар сразу раскусит.

– Ладно, скажем как есть, – отмахнулся Торин, похоже, его мысли в этот миг были заняты чем‑то иным. – Неужто это и есть земля Короля‑без‑Королевства? Сколько же лет и труда надо во всё это вбухать? Сколько ж лет назад он здесь укрепился?

Дорога, петляя среди негустых, изрядно прореженных вырубкой рощ, вывела их на край пшеничного поля и влилась в более широкую, идущую с северо‑запада на юго‑восток. Вдоль дороги появилась изгородь; вдалеке, внезапно вынырнув из‑за холма, на их пути замаячили двое конных. Они неспешно трусили навстречу друзьям, не проявляя ни малейшей тревоги; вид этих безмятежно приближающихся фигур почему‑то показался друзьям настолько пугающим, что Малыш невольно заёрзал в седле, примериваясь к мечу; Фолко, непроизвольно облизнув губы, положил ладонь на рукоять метательного ножа; проверил, как сидит шлем, и сам Торин.