232-ой поднял глаза, потеряв мысль, и застыл от неожиданности. Полицейский нравов возник перед ним, как будто из ничего. Он был среднего роста, широк в плечах, его торс перехлестывала портупея, кобура для пистолета была открыта, рукоятка бластера в готовности торчала наружу.

– Но позвольте, сэр! Выслушайте… Это очень важно для всех нас! Мне необходимо кому-то все объяснить! – в смятении выкрикнул 232-ой и опустил руку с мороженым вниз.

– Что? О, неужели! – маленькие черные глаза полицейского, совсем недобро сверкнули под белесыми ресницами. – Да ты, я вижу, осмелился есть человеческую еду? Да ты наглец! Нарушил закон по нескольким статьям и требуешь, что бы я выслушал твои объяснения. А ты знаешь… – полицейский растянул тонкие губы в ехидной улыбке. – Я получил приказ при обнаружении, немедленно уничтожить тебя, как опасного преступника! – последние слова он произнес нарочно с расстановкой громко и внятно, его рука решительно легла на рукоятку бластера.

– Нет, сэр! Не делайте этого, пожалуйста, не надо! – 232-ой сделал шаг и, слегка наклонив голову, вытянул руку вперед, пытаясь предотвратить ситуацию.

– Стоять! – Полицейский отшатнулся назад. – Меня предупредили – ты умен и коварен… Но я скажу больше – ты сумасшедший, ты заражен вирусом! Агрессивная механическая тварь! – Он быстрым, хорошо тренированным движением выхватил бластер из кобуры. – Тебе конец парень!

232-ой увидел, как бластер взметнулся вверх, и дуло слепым черным глазом тупо уставилось ему в грудь. Мозг 232-ого замолк, прекратив свой вечный диалог. Время вдруг стало вязким и медленно отсчитывало секунды. Холод и оцепенение предательски завладели телом 232-ого, но и что-то жаркое глухо стучало у него в груди, желая жить и стучать дальше. Яркая вспышка света, как будто кто-то чиркнул гигантской спичкой, ослепила его. Страшный удар в грудь отбросил 232-ого назад, но ему удалось устоять на ногах, колени его дрожали, он, пытаясь удержать равновесие, сделал шаг вперед, но невыносимая боль сломала его пополам. Он прижал руку к груди и упал на одно колено, стиснув зубы, превозмогая боль. Мысли его устало и медленно то исчезали, то возникали вновь: «Где же тот умелец… Датчики боли, несомненно, хороши… Он старался, но они сгорят. Еще немного, и с болью будет покончено…» Он пытался уловить запах горящих полимеров, но почувствовал странный приторно-сладковатый запах, вызвавший у него дурноту и головокружение. Это обстоятельство удивило его и заставило мозг вернуть себе способность ясно мыслить. Липкая теплая жидкость заполняла его комбинезон изнутри и сочилась сквозь пальцы прижатой к груди руки. Именно эта багровая жидкость источала тот самый приторный запах, она же желеобразный лепешкой свернулась на его ладони.

«Что это? – сдерживая волнение и страх, думал 232-ой. Страшная догадка заставила его подняться на ноги. – Кровь? Это кровь!» Полицейский незамедлительно занял позицию на безопасном расстоянии от 232-ого, держа его под постоянным прицелом.

– Кровь! – 232-ой вытянул вперед окровавленную дрожащую руку – Вы видите… Это кровь. Я человек! – сколько мог твердым голосом вымолвил он, и по смертельно бледному лицу его скользнула счастливая улыбка. – Я – человек! – беззвучно повторили его губы.

– Что? Что ты бормочешь, датчики боли сгорели? Чему ты там улыбаешься?! – бешеная злоба исказила лицо полицейского. – Сумасшедшая тварь!

Тело 232-ого отказывалось подчиняться своему хозяину, стало невесомым, слова полицейского показались ущербными и утратили всякий смысл, он чувствовал, что некая жизненная энергия покидает его, и вместе с ней уходит и он, но уходит свободным человеком. Глаза его утратили блеск и потемнели, но тусклая улыбка все еще жила на его лице.