Он устремляет взгляд в небо, отслеживая путь ракеты. Поздно, увидел, теперь счет пошел на секунды. Он вслушивается в Черное Безмолвие и, наверняка, улавливает отзвуки сирены воздушной тревоги завода. На его лице играет снисходительная улыбка… истинный вождь народов. Мало нам Гитлера, Сталина и Уоллеса, развязавшего эту чертову войну.

– Твой ответ, Ира?! – рявкает он, и мое сердце сжимается от предчувствия беды. Он знает мое имя! Что еще рассказал ему предатель внутри завода, выдавший мой маршрут?

С запада приближается сияющая огненная точка – вражеская ракета. Идет высоко, почти теряясь в черных облаках, но уже начинает снижаться, при чем все сильнее и сильнее. Без сомнения, направлена на нас… Навстречу ей несется перехватчик.

– Мой ответ… – я медлю, видя, что люди вокруг нас зашевелились и зашептались. Они боятся… Оно понятно, ведь они не бегуны. Их убьет повышенный радиационный фон после взрыва, но это при условии, что они переживут сам взрыв, который раскатает нас всех по Черному Безмолвию. Можно, конечно, согласиться с ним, сказать, что за таким, как он, я пойду в огонь и в воду. Соврать, чтобы подождать более удобного момента для побега, но что-то подсказывает мне, что этот человек прочтет мою ложь в моих глазах. Услышит ее в каждом вздохе, в каждом ударе сердца. Он бегун, но, в отличие от меня ему помогали раскрыть свои способности.

– Мой ответ – нет. – провозглашаю я, глядя в его глаза и стараясь заставить себя презрительно улыбнуться. – Я хочу остановить войну, но твой план просто притянут за уши!

– Он сработает! – восклицает бегун. Кажется, он начинает злиться…

– А если и сработает, то я не хочу, чтобы миром правил новый Уоллес.

– Уоллес был кретином!

– Ты не лучше.

Он бросает последний взгляд на черное небо, в котором стремительно сближаются две точки, и вновь переводит взгляд на меня.

– Всем отступать. – четко, по военному, произносит он, и я даже сразу не понимаю, к кому он обращается. Однако, его бойцы понимают все с первого слова. Давно ожидавшие этого приказа люди срываются со своих мест и несутся к машинам и снегоходам, подгоняемые страхом перед приближающейся ракетой. Атмосферный термоядерный взрыв, мегатонн, этак в семьдесят – есть чего испугаться.

– Ты не передумаешь?! – грозно спрашивает он.

– Не дождешься.

– Ты передумаешь. – утвердительно заявляет он. – Очень скоро.

Мое сердце вновь сжимается от предчувствия беды. Что еще наболтал обо мне его информатор? Какой козырь он прячет в рукаве? Впрочем, мое сердце угадывает его слова за секунду до того, как он произносит их.

– Встретимся в "восьмерке".

"Восьмерка". Бункер, в котором живет мой сын… Ублюдок! Вот, значит, как ты собирался управлять мной, согласись я примкнуть к твоему отряду?! Угрозами и шантажом, используя против меня моего же сына?! Да, получается, что не так уж неуязвимы и бегуны, я, по крайней мере. У этого-то мерзавца, наверняка нет ни родных, ни близких, ни любимых. Идеальный вождь нации!

Я нахожу в себе силы, чтобы удержаться на ногах после этого удара, и холодно, стараясь голосом не выдать своего волнения и страха, отвечаю ему:

– Встретимся.

Две ракеты прошли в нескольких сотнях метров друг от друга – видать наши зенитчики все же плохо навелись на цель. Ничего, это еще не конец. Перехватчик ловит в объектив своей головки самонаведения тепловое излучение сопла ракеты и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, мчится за ней, наращивая скорость. Запас топлива в перехватчике куда меньше, чем в громадной крылатой ракете, но ему и Атлантику не пересекать, так что, разогнаться он может себе позволить. Второй перехватчик взмывает над заводом, и мчится к ракете – зенитчики решили не рисковать и все же пустить второй, на случай, если первый промахнется. Маловероятно, но все же… Нельзя позволить ракете коснуться земли, иначе – все! Мегатонный взрыв вызовет землетрясение, которое разнесет все подземные бункеры в радиусе полусотни километров. А так, двадцатью килотоннами в воздухе больше, или меньше – особой роли не играет. Атмосферный взрыв не повредит подземным сооружениям.