В общем, камень меня удивил, и это случилось впервые за несколько последних месяцев. Зона в последнее время стала повторяться, начала быть предсказуемой. И тут – настоящий сюрприз, без дураков!

Ты ушел, забрал камень, а я отменил все дела на оставшуюся часть дня, закурил трубку – и начал думать. Я пытался хоть немного приблизиться к пониманию того, чем же этот камень является на самом деле. То ли это порождение какой-то пока не известной нам аномалии, то ли вполне самостоятельное существо? Я, если честно, даже позволил себе усомниться в том, что он на самом деле из Зоны. Ну, то есть найти-то его там могли. Но это ведь еще ничего не значит! Сколько у нас есть гипотез относительно того, что на самом деле произошло в Чернобыле? И какой процент версий говорит о некоем внешнем воздействии? Инопланетяне, пришельцы из параллельных миров, какие-то временные и пространственные сдвиги… Понятное дело, что в подавляющем большинстве все эти версии – просто чепуха. Но кто может сказать это наверняка? Да, мы сумели опровергнуть примерно два десятка наиболее одиозных вымыслов. И это пока все. Прочие варианты и идеи проверяются, просчитываются, изучаются…

В общем, я не удивился бы, окажись эта каменюка чем-то, имеющим вообще не местное происхождение.

– Кстати, Степан Иванович, – заметил я, – она ведь не единственная. Есть основания утверждать, что все девушки, пострадавшие в историях с неврозом, так или иначе вступали в контакт с камнем. И еще один момент, о котором я пока не успел доложить. Вчера Мария Евгеньевна Кижеватова передала мне еще один образец камня.

Зарембо довольно кивнул.

– Это просто замечательно, Сережа! Давай-ка напряги наших ученых по полной программе. Пусть они этот камень, если понадобится, на молекулы разложат. Но чтобы узнали про него все, на что хватит возможностей нашего оборудования. И не только нашего. Я думаю, что мы сможем подключить ряд внешних лабораторий.

Я кивнул. Да, такое тоже практиковалось. Под всякими благовидными предлогами, не называясь и не представляясь, наше управление то и дело пользовалось мозгами и ресурсами множества закрытых и открытых НИИ по всей территории России. Это случалось тогда, когда своих сил не хватало. То есть не так уж и редко. Конечно, у нас очень мощная научная лаборатория, но невозможно на базе одного небольшого здания собрать всю технику и всех специалистов, которые могут понадобиться. Опираясь на эту мысль, Зарембо то и дело намекал шефу ФСБ, что неплохо было бы прекратить конспирацию и вывести Особую Группу на полностью легальный уровень. Но тот всякий раз отказывал, руководствуясь все теми же мотивами безопасности, свободы действия и нежелания участвовать в закулисных игрищах политической верхушки. В общем-то это было верной позицией, хотя и вынуждало нас маскироваться, врать и вылезать на люди под чужим лицом.

Степан Иванович между тем продолжал:

– Думал я долго. Но так ни до чего и не додумался. И вообще начал чувствовать себя очень странно. Как будто бы что-то не давало мне как следует шевелить мозгами. Ощущения были, я тебе доложу, очень гадостные. Я даже не удержался от того, чтобы выпить прямо на рабочем месте. Вылакал почти стакан коньяка, и, кажется, стало легче. Или, по крайней мере, показалось, что полегчало.

Наконец я поехал домой. И там тоже чувствовал себя, как кипятком обваренный. Спать завалился, чтоб тебе не соврать, около десяти вечера. И вот тут-то самое интересное и началось…

Зарембо смолк, призадумался. Достал сигареты, прикурил, выпуская дым через нос. Запил первую затяжку чаем. Потом пристально глянул мне в глаза и осторожно продолжил: