Я́смин повернул голову в сторону брата и подумал, что ему повезло. За вечер он впервые улыбнулся.

Крон хоть и не сопротивлялся такому соседству, но всё же был настороже. После ужина он не сразу пошёл в свою комнату, а прогулялся по окрестным местам. Школа Фивзестон находилась чуть дальше, чем город и поэтому здесь хорошо дышалось в дали от строек и машин. Всё цвело и пахло наступившей весной, а окончание войны символизировало начало новой жизни. Крон был сиротой и, как и всех таких детей, его воспитывали в приюте святого Игнатия. Эльф был доволен жизнью – с ним хорошо обходились, заботились и учили разным дисциплинам. У него не было друзей как таковых – в их обществе эльфов такое не практиковали, но и не возбраняли. Большинство детей сходились между собой на основе разных интересов, но никто не захотел брать Крона в свою компанию. Он часто гулял один по городу, наблюдая за существами и людьми, вполне довольный этим. Когда ему предложили обучение в Фивзестоне, эльф согласился сразу, ведь во время войны к ним в приют свозили раненых и Крон очень хотел внести свой вклад в жизнь Империи, стать полезным не только существам, но и людям. Он, как и другие дети в приюте, помогал варить зелья для раненых: кому-то для заживления ран, кому-то чтобы облегчить боль, и некоторым, чтобы помочь уйти из этого мира.

Эльф смотрел как конюхи ведут лошадей в загоны и улыбался. Он остановился на холме, с которого было хорошо видно и саму школу, если обернуться, и пастбище. Крон глубоко вздохнул и медленно выдохнул, стараясь вобрать в себя этот вечер. Эльф стоял один, уже еле видных в надвигающейся темноте, засунув руки в карманы, среди набирающей цвета травы и тяжёлых деревьев.

Хан, пока был один, занял кровать, закинув на неё свои вещи. Он достал из чемодана фотографию с отцом и матерью. Оборотень поставил фото на тумбу и сел на постель. Затем он взял рамку и, сдвинув в ней фото в бок, заломил край, где был отец и подогнул внутрь, отсекая его. Теперь на него смотрел только он, маленький в смешном детском костюмчике и улыбающаяся молодая девушка. Хан кротко улыбнулся, глядя на неё и прошёл в ванную комнату, разложив на столешнице своё полотенце и зубную щётку. Где-то в дали зашумела машина. Звук был тихим, но привычным и воспоминание из детства пришло в сознание само, не спрашивая разрешения.

Хан услышал шум внизу: громкий голос что-то повторял, словно заезженная пластинка на патефоне. Он только вернулся с собрания в закрытом клубе, куда оборотня пристроил отец и ему хотелось побыть одному. Уже в раздражённом состоянии, Хан открыл дверь своей комнаты и замер, слушая голос.

– Я не хочу тебя видеть в своём доме! – отец Хана стоял у лестницы, спиной к сыну и с кем-то говорил. – Ты вольна делать, что пожелаешь, Медина!

При этом имени в душе оборотня всё сжалось.

– Я хочу увидеть его, в последний раз! Я завтра уеду и не смогу вернуться! Говорят, что будет война! Я не смогу остаться в стороне, как ты! – женский голос тихо, но настойчиво разнёсся по первому этажу отчего дома.

– Мама! – Хан сказал это беззвучно, одними губами.

Первым порывом было броситься вниз и обнять её, прижаться своим телом, уже взрослого существа, к ней. Сколько бы лет не было, а мама нужна всегда!

– Ты сама его бросила! – ответил ей отец. – И не повторяй свою песню о том, что это я невыносим! Если бы любила сына – терпела бы!

Хан закрыл дверь в свою комнату и прислонился к ней спиной. Он уже и не помнил её лица и только голос был смутно знаком. Жизнь у него была не сладкой – отец поставил жёсткие рамки и требовал полного повиновения.