Tех убийц, что милы поколениям.
Прут по лестнице мощи советские —
Обнажённая Крупская с Лениным,
Сталин с ручкой усохшей и трубочкой,
Кегэбешники с голыми жёнами,
Не своими, а – зеков, что трудятся
На державу, в правах поражённые;
Вот Хрушёв с кукурузой за пазухой,
Следом – брови над сиська-масиськами
И с лафетов восставшие разные,
Их супруги с обвисшими сиськами.
***
Маргариты столетия полночи,
Не бегите надеть свои лифчики!
Может быть, и желанья исполнятся
Силой правды, что зла и улыбчива.
В коробке мозг
– как в первом круге
В коробке мозг – как в первом круге,
Где осуждённым (но на кой, а?)
На одиночество досуга,
Луну стихами беспокоит
И ищет друга —
Чтоб рядом был и не был вроде,
Соседом жил, не опостылев,
Прося до четверга на водку,
А имя было бы простым и,
Как «Бог», коротким.
***
Дабы зыбучие ответы
Песок мне в глотку не загнали,
Я между знанием и верой
Над недоверием к незнанью
Завис не первым.
В краю, где стоимость иметь
В краю, где стоимость иметь
Привыкло всё, включая смерть,
Где тлеть дешевле, чем сгореть
Со сметою для траурных услуг,
Я экономлю, жизнь влача,
Что продлеваю у врача,
И лотосом нирваня на полу.
А если ценник по цене
Дороже шубы по весне,
То, фокусом польстив стене,
Я думаю о рейтинге валют,
Обменных курсах, и часы
С деньгой бросаю на весы
И вижу за весами абсолют.
Там, где трудней воды испить
Или найти траву в степи,
Чем степь саму в кредит купить,
Всё видится иначе, чем в краю
Со степью общею, поди —
Плати за вход и поброди,
И внемли сказкам с «Баюшки-баю».
А там, где дёшевы дрова,
Дрова дороже воровать,
Дешевле жизнь свою ковать,
Не доверять искусству кузнеца —
Там можно жить своим гнездом,
Где – сын и дерево, и дом,
Не зная ФИО первого лица.
Там принца датского вопрос,
Что сквозь столетия пророс,
Где жизнь со смертью, зло с добром,
Переосмыслен в «Брать или не брать?»,
Решён по весу на весах,
Где деньги или словеса
Не перевесят значимость добра.
В нём светлое
и тёмное давно
В нём светлое и тёмное давно
Описаны, как серое рядно
Под слоем любознательной коры.
Творение природы – человек,
С добром и злом рождённый в голове,
Чтобы сыграть и выйти из игры.
Пожизненно на нейронарах в нас
Заключены и Бог, и сатана.
Но не везде преобладает хам.
Где есть закон, там сносна и тюрьма,
Где нет – параша, мордобой и мат,
А Бог – шестёрка, сатана – пахан.
Довольствие, условия бытья
Разнятся – и разнимся ты и я,
Хоть равными и родились к игре.
Но всё – кому кричать, кому молчать,
Кому доносы подлые тачать —
Зависит от столетья на дворе.
В ночи был дождь
В ночи был дождь.
Порол, косой,
Атеистические крыши.
Гроза катилась колбасой
Всё дальше, тише…
Окно, скользнув по потолку,
За поворот умчалось шиной.
Сознанье спало на боку
И сны вершило —
Вслепую, следуя клише,
Связало крест от фар, погоды
С кантатой в трубах о душе
Водопроводных.
А электрический укол
Уже вдали лечила вата,
Но крест, стуча протезом в пол,
Достиг кровати.
И тело, весть признав благой,
А плед – камзолом Иоганна,
Ударило босой ногой
В педаль органа.
B памяти
И жабы, и змеи, и белые цапли,
Деревьев умерших стволы,
Как мачты без крон, не шумят парусами,
Недолго клониться им, скоро устанут
И рухнут в комарные мглы.
А гной пузырится нарывом и, лопнув,
Пугает лягушек-цикад.
Здесь озеро зеркалом сосны влекло, но
Закисло, сбродилось в гнилое болото,
И быть таковым на века.
У глади рябой ночевала избушка,
Дневала на крае земли,
А в ней и в лесу куковали кукушки.
И так бы часы и текли на опушке,
Да пеплом ветра разнесли.
Немало сторон, где озёра и сосны,
И срубы похожи на вид,
И листья весенние падают в осень,
Но в памяти те чистота и несносность
Любви у костров-пирамид.
В раздумья погрузившийся
В раздумья погрузившийся о том,