На этих улицах ее задирали соседские мальчишки, дразнили «Черникой». Василису это всегда приводило в ярость. Единственные, кому было позволено ее так называть – это старшему брату и ей самой.
Несмотря на все это, в глубине души она понимала, что отпускает дом, будто сбрасывает тяжелый груз, что ей становится легче, что близок час, когда ужасный день останется лишь воспоминанием.
– К автобусам! Бегом! Два уже отъехали! – раздался чей-то истошный крик. Василиса понимала, что мест хватит на всех, что без нее не уедут, но все же поспешила, дабы по единственной узкой грунтовой артерии добраться до большой земли, где нет ни запаха гари, ни дыма, ни огня, ни страха.
Огонь пожирал поселок со скоростью ветра. Сначала сигналила маленькая вспышка на одной из крыш, а через полминуты уже полыхали стены. Буквально на глазах пространство затянула черная дымка, от чего невозможно было определить время суток, не имея часов. Теперь Черникова уже не скрывала страх, едва не подхватив всеобщие крики. Она уже не думала о доме, не оборачивалась. Просто пустилась в бегство. Настоящее безумие, отчаяние и беспомощность.
В этой дымке она чуть не пропустила нужный поворот, ведущий улицу со спасительными «ковчегами». Выездная дорога и впрямь напоминала мост на светлую сторону. По обе её стороны открывалась единственная лесополоса, доселе не охваченная огненным варевом. Утекают последние минуты существования этого зеленого гуманитарного коридора.
Василиса втянулась в плотный людской поток, заполонивших площадь перед автобусами. Здесь теперь для многих не было ни соседей, ни местных, ни пришлых. Только охваченные животным страхом пленники стихии.
Девушка замедлилась, чтобы перевести дыхание, но толпа подхватила ее и через секунду она как будто плыла сквозь народ. Пытаясь нащупать под ногами клочок земли, Василиса оступилась. Но, вопреки человеческой панике, парочка крепких мужчин мгновенно подхватили Черникову. Однако та даже не думала о том, что пару секунд назад могла неловко свалиться, рискуя быть затоптанной. Ей куда важнее сейчас было сохранить в руках тетрадь, прижатую к груди.
Вот – народ разбредается в разные стороны, освобождая пространство. Подойдя к нужному автобусу, Василиса вздохнула с облегчением. Градус нетерпения внутри начал потихоньку снижаться.
Нависший гул из человеческих всхлипов, стонов и криков перекрывали один за одним просыпающиеся моторы, запевая свою грустную песню. Увы, здесь много дней никто не пел веселых. Против природы воевать бессмысленно. Дай волю человеку, заставь его бояться – он будет впиваться зубами в глотки собратьям, лишь бы подольше подышать воздухом.
Вопреки шуму, все отчетливее стал слышен собачий лай. Странно, но Василиса отвлеклась на него именно сейчас. Собаки, воющие сейчас не меньше людского, рыскали по всему поселку, но именно этот приближающийся одинокий собачий голос заставил девушку потерять концентрацию.
Наконец, перед ней пронеслось что-то такое же черное, как дым на окраинах. Дворняга с послушно летящим за ней поводком безжалостно рассекала людей. Бешено нарезая круги, она будто что-то бестолково искала, наводя ужас на и без того перепуганных бедняг. Василисе удалось разглядеть только еле видимый собачий силуэт. Её местоположение определялось только по очередному возгласу или, когда группа людей начинала шарахаться, желая скорее избавиться от четвероного раздражителя.
– Ева! Ева! Ко мне! Какого черта ты творишь?! – вот и хозяин объявился. И хоть в дыму этого человека не было видно, голос у него отлично поставлен. Как громко ни старался невидимка приманить питомца, та по-прежнему продолжила наводить шорох на площади.