Недовольный подобным раскладом телохранитель подчинился, поняв, что ему тут ловить нечего. Когда дверь за ним закрылась, Строгач подошел к Коваль, положил руки на талию, прижал к себе и тихо, серьезно спросил:

– Ты действительно сделаешь это?

И она так же серьезно ответила:

– Да. И ты не хуже меня это знаешь. У меня просто нет выхода.

– Странная ты. А говорила, что Малыша любишь до безумия.

– И сейчас скажу. Но это не имеет отношения к любви, это – сделка. Ты хочешь меня – ты меня получишь.

– Сложно с тобой, – вздохнул он.

– Ошибаешься. Со мной легко и приятно.

– Тогда не стой – раздевайся, – приказал он, отпуская ее.

Марина чуть отошла от него и повернулась спиной, расстегивая пуговицы мохеровой кофточки. Сбросив ее, осталась в черном лифчике, следом за кофтой на пол полетела юбка. Коваль повернулась к Строгачу лицом, стоя только в белье и чулках.

– Ты всегда носишь все черное? – спросил он хрипло.

– Теперь – да.

– Ты такая молодая, должна любить все яркое.

– Это умерло в тот день, когда Егор не вернулся.

– Но ведь скоро он вернется…

– А я – уже нет.

Он протянул руку, усаживая ее рядом с собой на диван, погладил грудь в кружеве лифчика, осторожно снял его и замер, разглядывая шрам от пулевого отверстия на правой груди.

– Что это?

– А ты не знаешь? След от пули, скрепившей наш с Малышом брак покрепче всех штампов в паспорте, – усмехнулась Марина.

Строгач едва коснулся губами шрама, потом поцеловал женщину в губы. Странно, он совсем не походил на того Строгача, о котором Марине столько рассказывали и покойный Череп, и Малыш. Ни грубости, ни жестокости. Она готова была вынести нечто просто запредельное, а тут… Нормальный мужик, ни закидонов, ни желания доказать, что он круче всех в этом виде спорта. Опытный, горячий – но не Егор…

Они лежали на полке в парной, и Строгач нежно гладил Марину по влажному телу:

– Как ты?

– Что ты хочешь услышать?

– Не знаю… Я не верю в то, что о тебе говорят. Такая женщина не может быть жестокой, ведь ты не железная, ты нежная, теплая…

– Это меня просто в сауне разморило! – засмеялась она, вставая и направляясь в просторный зал, где валялись ее вещи. – А вообще, я именно такая, как говорят, Серега. Все, сеанс окончен, мне пора домой, пока доеду, будет почти десять.

– Береги себя, Коваль.

– Постараюсь, – усмехнулась она. Заботливый!

– С тобой в самом деле хорошо. Повезло Малышу.

– Ага, идеальная жена у него! Трахается тут, пока его в подвале держат, – с горечью сказала Марина, вдруг оценив ситуацию с точки зрения Малыша.

– Он тебя никогда не бил за такие слова?

– Нет. Он любит меня, многое позволяет и прощает.

– Я бы тебя под замок закрыл, чтобы только мне давала.

– Он хотел, но потом понял: бесполезно, надо будет – уйду. И смирился. Прощай, Серега.

– Заложников отпусти, как бумаги получишь, – напомнил он.

– Наковальня слово держит!

Марина вышла на улицу со смешанным чувством – с одной стороны, он обещал помочь, но с другой – чем она расплатилась за это? Не была уверена Коваль, что Егор это оценит…

Но главное было сделано – назавтра она держала в руках толстый пакет документов, Строгач заставил Самсона отдать их. Вот от этой макулатуры зависит жизнь единственного человека, который что-то значит для Коваль на этом свете, ради которого она пошла на то, чего при другом раскладе никогда бы не сделала. Папка бумаги – цена человеческой жизни…

Когда Егор позвонил вечером, она попросила сначала дать ей поговорить с тем, кто диктовал условия.

– Я готова встретиться с вами. Документы у меня.

– Быстро управились, Марина Викторовна!

– Старалась, как могла. Так когда?