– Или каторжник, бежавший из заключения, – предположил Алан.

Ширшова громко рассмеялась. Похоже, любая острота Тагерова приводила её в неописуемый восторг.

– Друзья, давайте выяснение этого вопроса отложим на потом, – попросил Сергей. – Нужно побыстрее убрать всю эту грязь, чтобы было, где спрятаться от дождя, который, похоже, порадует нас очень скоро.

Приближение дождя, действительно, ощущалось. Ветер заметно усилился. В воздухе повеяло сыростью. Словно в подтверждение слов Вишнякова, в небе сверкнула молния, после чего до нас донёсся раскат грома.

– Гроза уже в полутора километрах от нас, – заметил Сергей.

– С чего ты взял? – спросил Алан.

– Пауза между молнией и громом была три секунды, – пояснил Вишняков. – Если бы она составила секунду, значит расстояние – четыреста метров. Если бы две секунды – восемьсот метров.

– Вот как! – пробурчал Алан.

В его голосе сквозила неприкрытая ревностная неприязнь.

Мы засучили рукава и принялись за работу…

– Лю Ку Тан, вы меня слышите? Эй! – донёсся до меня уже знакомый тонкий девичий голосок.

Я открыл глаза и повернул голову. У двери стояла медсестра Маша. Она вопросительно смотрела на меня, видимо пытаясь уяснить, сплю я или бодрствую. Увидев, что я зашевелился, она добавила:

– На флюорографию.

Я, кряхтя, поднялся с кровати, надел тапочки и пошёл вслед за ней.

Едва я вышел в коридор, как тут же почувствовал себя предметом всеобщего внимания. В меня буквально впилось три десятка любопытных глаз.

– Вот он, – донеслось до меня. – Один из тех, которые потерялись. Говорят, он единственный, кто остался жив.

– Повезло парню. В рубашке родился.

Проведя меня сквозь строй высыпавших из палат больных, Маша довела меня до рентгеновского кабинета, который располагался на первом этаже, передала заботам сердобольной пожилой толстушки и удалилась.

Толстушка сразу забросала меня вопросами о произошедшем: что, где и как?

– Извините, я не хочу об этом говорить, – жёстко отрезал я и принялся раздеваться до пояса.

Увидев мои ребра, толстушка запричитала:

– Боже мой! Боже мой! Одни кожа да кости!

Я почувствовал, как во мне начинает нарастать раздражение.

Зайдя в кабину и выполнив команду «вдохнуть и не дышать», я быстро оделся и вышел из кабинета. Но едва я закрыл за собой дверь, как меня окликнули:

– Дима!

Я обернулся. Передо мной стояла мать Вишнякова. Я знал её в лицо. Она как-то приезжала к нему в гости. К моему горлу подкатил густой комок. Я опустил голову, будучи не в силах смотреть ей в глаза. Мне мучительно не хотелось с ней разговаривать. Но просто повернуться и уйти я, конечно, не мог.

– Здравствуйте, – выдавил из себя я.

– Димочка, неужели это правда? – сквозь слёзы спросила она. – Неужели мой Серёжа…

Я нахмурился и пробормотал:

– Да, правда.

– Но как же, как же это произошло?

Я замялся, а затем тихо произнёс:

– Извините, пожалуйста. Я обязательно вам всё расскажу. Честное слово. Но только не сейчас. Хорошо? Дайте мне прийти в себя.

Мать Сергея понимающе закивала головой.

– Хорошо, Димочка, хорошо. Я вот тут гостинцев привезла. Возьми.

Она протянула мне доверху наполненный пакет. Я решительно отстранился.

– Нет, спасибо, не надо.

– Возьми, возьми. Небось, изголодался в этой проклятой тайге. Я их для сына везла, но оно, видишь, как получилось.

Слёзы ручьями потекли по её щекам.

Чтобы ещё больше не расстраивать и без того убитую горем женщину, я взял её гостинцы, тепло её поблагодарил и стал подниматься по лестнице. Меня охватило какое-то странное, неприятное чувство. Боже мой, что же мне придётся пережить, когда сюда приедут родители всех остальных ребят! Ведь каждый из них обязательно захочет со мной поговорить, а эти разговоры были для меня сродни пыткам. Как бы от них скрыться?