Попив холодной воды и окончательно вернувшись к бодрствованию, он принялся наводить порядок в комнате, действуя по мере своих истощенных сил. Было удивительно и совестно осознавать, да какой же степени деградации он дошел за последние месяцы. Повсеместно попадались листы и обрывки бумаги со строками лихорадочного творчества. Сперва он хотел не глядя выбросить их, как прочий мусор, но затем аккуратно собрал и сложил в стопку, отправил ее в дальний угол. Быть может, придет время, когда все это понадобится ему в качестве отрезвляющего напоминания о кошмаре, в который однажды превратилась его жизнь. Сейчас же ему хотелось скорее надеть чистую одежду и покинуть эту опостылевшую комнату, выйти на улицу. Только теперь он осознал, что почти незаметно для него закончились холодные снежные дни и наступила новая весна.

За столиком возле мутного окна таверны сидели необычные для сего заведения посетители – пожилой и высокочтимый живописец Теофил де Фрис и молодой художник Иоганн Майер, лишь недавно окончивший путь ученичества и открывший собственную мастерскую. Эти два человека, отделенные полувековой разницей в возрасте, не были друзьями или даже приятелями, они пришли в таверну далеко не ради развлечения, хотя уже в течение часа заказывали добавочные порции напитка. В этом шумном месте их свел один непростой разговор, инициатором которого стал Иоганн.

Поначалу беседа не складывалась, старый мастер оставался угрюмым и немногословным. Иоганн старался разговорить его и прибег к проверенному средству, полагая: что у трезвого на уме, то у пьяного – на языке. Однако мэтр де Фрис оказался еще далеко не слаб духом, хотя и пребывал в почтенных годах. Долгое время он продолжал упрямиться, темнить и запутывать собеседника. Но после очередной порции горячего хмельного напитка все же перешел к более откровенному диалогу:

– А впрочем, не будем ходить вокруг да около… Я понял, ты хочешь выведать у меня, где те диковинные портреты, что объявлялись в нашем городе на аукционе лет шесть назад? Да, ты верно запомнил, я тогда скупил их все. Приобрел то, что продавали у нас, а потом еще долго колесил по окрестным городам и покупал остальные. Я собрал их все. Ты наверняка хотел бы их увидеть воочию?

– Разумеется, господин де Фрис, мне довелось созерцать их лишь краткое время, но я был поражен искусностью исполнения.

– Вот как? – старец надрывно рассмеялся. – Так знай, не суждено тебе их узреть! Нет больше этих проклятых картин, я их сжег! Истребил скверну с лица земли!

– Боже, мой, как вы могли! – прокричал Иоганн, вскочив со стула. Престарелый мастер продолжал истерически смеяться, сквозь всхлипывания с трудом выдавливая слова:

– Глупый юнец, знал бы ты, что это такое. Полотна сии были не человеческие, но дьявольские. Хотя и оказались приведены в мир посредством человека. Этого лентяя и бездаря Лауридсона…

Иоганн, еще не вполне оправившийся от шока, стал смутно припоминать:

– Мэтр Лауридсон… Постойте, он же приходился вам сверстником? Творил в нашем городе, но покинул его, когда я был еще в детских годах.

– Так оно и есть… – Теофил де Фрис внезапно посерьезнел, его голос стал глухим и по-старчески дрожащим. – Более того, он был моим сотоварищем по ремеслу. Мы учились в одной мастерской у мэтра Аврелиуса, которого вы наверняка не помните.

– Разумеется, я не застал его в земной жизни, но труды его мне хорошо известны.

– Вот какой всезнайка сыскался! Воистину, провидение Божье не допустило, чтобы в руки тебе попал этот дьявольский секрет. Такой любопытный юнец, конечно же, поспешил бы претворить его в жизнь. А потом, по наивности своей, разбазарил бы на весь свет. И все, пропало бы наше великое и славное искусство!