Исключением для него стал Иван Соболев, с которым им довелось вести общие дела, несмотря на то что тот жил и служил в областном центре.

С Ваней они как-то быстро нашли общий язык, подружились, и, хотя виделись редко, время от времени перезванивались, советовались друг с другом, а иногда просто разговаривали по душам.

Летом Иван с семьей часто приезжал в Маркс – погостить у Дождева, порыбачить, а то, если удастся, и поохотиться.

В охотничьих угодьях Маркса можно было подстрелить вальдшнепа, рябчика, перепелку, была дичь и покрупнее – олени, косули, кабаны…

Пока друзья рыбачили или охотились, жена Вани Лиля проводила с детьми время на пляже, помогала Дмитрию по хозяйству, готовила еду и в душе мечтала купить в Марксе на берегу Волги маленький домик с садом.

Валентин Петрович Гришин, невысокий коренастый старик с шапкой седых волос и молодыми голубыми глазами, встретил гостя в современных джинсах и толстом вязаном свитере. Из распахнутой двери пахнуло теплым скипидарным духом.

Дождев представился.

– Впустите, Валентин Петрович?

– Отчего ж не пустить? Я гостям всегда рад. Проходите, пожалуйста.

Как Дмитрий и предполагал, все стены большой комнаты в доме были увешаны картинами, но вот мольберта там не было – мастерская художника находилась в правом крыле дома, почти в саду, и была она вся застеклена и хорошо протоплена.

Вот там Гришин с удовольствием показал Дождеву свои новые работы, рассказал о том, как ему здесь, в Караваево, уютно и спокойно живется и, главное, хорошо пишется.

– Что привело вас ко мне, молодой человек?

Дождев достал телефон и показал фотографию натюрморта с розами в белой вазе.

– Скажите, Валентин Петрович, это ваша работа?

– Да, моя. Вернее, у меня было две работы, одну я написал летом, в июле этого года, а вторую – примерно в сентябре я скопировал по заказу одного человека.

– Скажите, где находятся эти ваши работы?

– Одну я сам лично подарил своей ученице, Милочке, а вторую она попросила меня написать для своего мужа, в офис.

– Милочка?

– Да, Мила Закатова. Она занималась у меня, брала уроки живописи. Талантливая девочка, у нее много чего получалось. Правда, времени на занятия у нее всегда было в обрез. Все спешила куда-то, а потом и вовсе забросила. Предполагаю, муж ее чрезмерно контролирует. Но это и неудивительно, ведь она такая красавица! Редкой красоты девочка. А почему вы, собственно говоря, заинтересовались этими моими работами? Смею предположить, хотите заказать еще копию?

За каких-то пару секунд он рассказал так много и одновременно почти ничего, чтобы в самом конце спросить, не желает ли товарищ следователь заказать у него натюрморт?

– Быть может, когда-нибудь… Но сейчас я приехал к вам совсем по другому поводу.

– Да? Ну, что ж… Я вас слушаю.

– Вы слышали когда-нибудь о докторе Тропинине?

– Максиме Ивановиче? Разумеется! Кто ж его не знает? Нашли? – Оказывается, и Гришин знал о том, что доктор пропал.

– Увы, пока нет.

– И вы приехали ко мне, чтобы… – Гришин взглянул на Дождева так, что они одновременно все поняли. Вернее, это Дождев понял, что Гришин догадался, какое отношение он может иметь к доктору. Ведь он только что назвал имя девушки, судя по всему, обычной девушки без каких-то особых талантов, которой вдруг вздумалось брать уроки живописи у художника, живущего поблизости с городом, в котором она могла встречаться со своим любовником доктором Тропининым.

– Скажите, когда вы последний раз видели Милу Закатову? – Вот так, прямо в лоб спросил следователь.

– Примерно месяц тому назад.

– При каких обстоятельствах?

– Как обычно.

– Валентин Петрович, доктор Тропинин пропал, сами знаете. Поэтому я прошу вас – будьте предельно честны и откровенны, отвечая на мои вопросы. Возможно, вы поможете нам с поисками. Вы же понимаете, о чем я?