Татьяна ничего не стала отвечать, поняв по обычной бледности Влады, что начинается ежевечерняя экзекуция.

Ответа и не требовалось. Игорю Андреевичу просто нужна была прелюдия. Все равно какая. Пусть даже с привлечением домашней прислуги или комнатных растений, но нужна. Лишить себя подобного удовольствия после длинного напряженного дня, заполненного набившей оскомину вежливостью, он не мог.

– Я не знаю, что вам следует отвечать, чтобы не вызвать ваше недовольство, Игорь Андреевич, – скороговоркой выпалила Влада и еле удержалась, чтобы не зажмуриться. – Да, я выходила из дома, чтобы прогуляться по городу. Да, я бродила и думала. Бродила и думала…

– Ты можешь думать? – перебил он вдруг ее неестественным для себя тихим, будто могильным каким-то голосом. – Скажите, пожалуйста! Моя пустоголовая молоденькая женушка может думать. И о чем ты думала, красотка? Уж не обо мне ли?

– О вас! – Она, осмелев, повернулась к нему. – Я только и делаю, что все время думаю о вас, Игорь Андреевич!

– Да? Интересно-интересно, – супруг был явно озадачен ее неожиданной длинной речью. – И что ты обо мне думаешь, дорогуша?

– Мои мысли только об одном.

Она попыталась сглотнуть снова, собираясь ответить ему правду и только правду, но язык лишь царапнул по сухому небу, а в горле стало сухо-сухо и горячо еще.

Она впервые за пять лет брака начала говорить с ним. Впервые об этом! Разговоров и прежде было много, но не таких, как этот. Этот был необычен уже тем, что она вдруг перестала его бояться как бы вовсе. Нет, бояться-то она его боялась, просто сейчас решила не показывать своего испуга. Смотреть в глаза, дотрагиваться до него руками, не все же ему. И постараться сделать так, чтобы он ее услышал, наконец.

– И? – Игорь Андреевич неожиданно отвел свои будто замороженные глаза. – Я что, так и буду из тебя по слову тащить, Владимира? Говори, наконец! Если снова станешь говорить о разводе, получишь… Ты знаешь, что ты получишь! Ничего! И пакет интересных снимков в придачу!

– Я не о разводе. – Влада мотнула головой и, хотя ей этого совершенно не хотелось делать, погладила мужа по щеке подрагивающей ладонью. – Я все думаю и думаю, что такого я сделала вам, что вы меня так ненавидите!

– Я?! Ненавижу?! Да ты дура совершенная, раз такое говоришь! – забубнил он, отшвырнув ее руку от своего лица, и совершенно неожиданно начал отползать от нее по дивану в противоположную сторону. – Я все для нее. Одеваю, как куклу. Вешаю на нее драгоценности. Не работаешь. Жрешь что захочешь. И я ее ненавижу! С чего ты взяла?!

– Вы бьете меня, Игорь Андреевич. – Влада со вздохом отвернулась.

– И что? Не бью, во-первых, а воспитываю! Это большая разница. Ты вот скажи мне, Владимира, разве я ударил тебя хоть раз без видимой причины? Нет!

– Это плохо. Это… – Она совсем не слушала его, странной безрассудной силой ее подбросило с дивана, и слова, сумасбродные, дерзкие слова начали вырываться наружу, когда она устремилась прочь из столовой. – Это больно, наконец! Вы истязаете меня, за что?! За то, что я красива, молода?! Так вам бы этим наслаждаться, а вы это все во мне уничтожаете!!! Это неправильно! Это плохо! Это больно!!!

Она в три прыжка преодолела расстояние до лестницы. Взлетела по ступенькам наверх и заперлась изнутри в комнате, которую ей выделил супруг для вышивания и штопки. Запор на двери был смешным и хлипким. Дверь могла распахнуться в любую минуту под напором разъяренного Игоря Андреевича. Он ведь должен был теперь разозлиться. Еще как должен. Должен был устремиться за ней следом, схватить за волосы, поставить на колени, стегать по лицу и приговаривать: