Переговоры с болгарами не удались, хотя аббата и пустили сначала в крепость. Не имея толкового переводчика, аббату Круазье пришлось самому, едва ли не знаками, объяснять цель своего приезда. Разговор о покупке святой реликвии получился длинным и бестолковым. Аббат толком не понимал, что он беседует не с монахами, а, в основном, с купцами и простыми горожанами, среди которых было много простых пастухов. В конце концов, аббату предложили солонину (при чем по довольно не скромной цене) и кое-что из доспехов и оружия византийцев. Последние были ржавыми и пылились в сараях жителей крепости лет тридцать, а то и больше.

Аббат Круазье рассердился и особенно после того, когда какой-то здоровенный болгарин-недотепа не сумев справиться со своим копьем, ткнул им под ребра коня аббата. Благородный конь встал на дыбы и если бы не помощь, которую оказали Круазье его верные рыцари, он наверняка свалился на землю.

Возник скандал. Шум на крошечной, крепостной площади становился все громче и нервознее. Карлу Матиусу заехали куском солонины по физиономии. Обиженный рыцарь тут же обнажил свой меч. Дикари-болгары не замедлили опустить копья, при чем так ловко и быстро, что три уперлись в грудь разгневанного рыцаря.

Аббат Круазье поднял руку и призвал людей к христианскому порядку. Когда некое его подобие было восстановлено, аббат продолжил свою речь со спокойствием святого пастыря, но вдруг не сдержался и разразился проклятиями по поводу местных варварских обычаев. Когда смысл слов аббата стал все-таки доходить до жителей Взгорья, местные дикари снова взялись за свои копья и на этот раз нацелили их в лицо аббата. Круазье пригрозил жителям крепости и монастыря карой небесной и поспешно ретировался в свой лагерь на другой стороне реки.

Ночью жители Взгорья сожгли мост, а связанную охрану утащили с собой. Пленные вернулись через несколько дней, но не все, потому что по их словам, кое-кто решил присоединиться к болгарам.

Аббат Круазье предал анафеме отступников, изменивших делу освобождения Святой Земли. Мост решено было отремонтировать в кратчайший срок. Аббат попытался было восстановить отношения с местными жителями, но припасы, которые почти не пополнялись после выхода из Тайбеды, подошли к концу и переговоры были быстро прерваны. Дело в том, что рыцари и их многочисленные слуги чуть ли не ежедневно стали устраивать охоту за баранами и прочей живностью местных жителей, а при случае прихватывали и молодых женщин. Очень быстро схватки стали кровавыми и строились по принципу засад. Жителей Взгорья было значительно меньше, но они лучше знали местность и они не любили оставаться в долгу. Кроме почти ежедневных схваток, болгары портили строевой лес по берегам реки, например, подрубая его посередине, или загоняли в стволы сосен осколки старых пил.

Восстановление моста сильно замедлилось. Если бы в отряде аббата Круазье было хотя бы полторы тысячи опытных рыцарей, проблема могла бы быть решена в течение пары дней. Аббат, не задумываясь, снес бы с лица земли Взгорье и монастырь, сохранив на память только святую реликвию, а доски и камни от домов и келий пустил на восстановление моста. Но, во-первых, рыцарей в отряде было чуть больше трехсот, а, во-вторых, Взгорье и монастырь были надежно защищены рвом, высокими стенами и поясом скал. Штурм исключался, но и уйти было не то что нельзя, а трудно, потому что другая дорога – брод чуть ниже по течению километрах в трех – был крайне неудобен. Во-первых, брод был достаточно глубоким, а, во-вторых, на всем его протяжении лежали не меньше десятка огромных глыб, обойти которые по пояс в воде, было почти невозможно. Но что все-таки смогли бы сделать люди, было не под силу тяжелым телегам. Даже если бы их и разгрузили от груза, большее половины из них все равно могли стать жертвой бурного потока. Вольно или невольно, но отряд аббата Круазье буквально прилип к сожженной переправе.