– Хотя должен заметить, – добавил я, – женщин и без нее набралось предостаточно. Думаю, что им это не понравится. Завтра к полудню их будут обрабатывать тридцать пять сыщиков, по пять штук на каждую. Упоминаю об этом просто так, на тот случай, если вам вдруг втемяшится в голову собрать их всех семерых завтра в одиннадцать в вашем кабинете.
– Заткнись, – рыкнул он. Обычно я норовлю поступить как раз наоборот, но на сей раз я решил подчиниться. Когда мы подкатили к нашему старому особняку на Западной Тридцать пятой улице, я заплатил водителю, вышел, придержал дверцу Вулфу, поднялся по ступенькам на крыльцо и открыл дверь своим ключом. Как только Вулф переступил порог, я закрыл дверь, накинул цепочку, а обернувшись, увидел Фрица, который доложил:
– Сэр, к вам пришла какая-то госпожа.
У меня сверкнула мысль, что я буду избавлен от массы неприятностей, если дамочки начнут заходить без приглашений, но Фриц добавил:
– Это ваша дочь, миссис Бриттон.
В голосе Фрица можно было уловить слабую тень упрека. Он уже давно не одобрял отношение Вулфа к своей приемной дочери. Темноволосая девушка с Балкан, говорящая с акцентом, и один прекрасный день свалилась на голову Вулфа и умудрилась впутать его в дело, которое отнюдь не способствовало увеличению его банковского счета. Когда все кончилось, она возвестила, что не собирается возвращаться на родину, но и не собирается также воспользоваться тем, что в ее распоряжении была бумага, выданная много лет назад в Загребе, удостоверявшая, что она является приемной дочерью Ниро Вулфа. Она преуспела в двух направлениях – получив работу в агентстве путешествий на Пятой авеню и выйдя через год замуж за ее владельца, некоего Вильяма Р. Бриттона. Между мистером и миссис Бриттон и мистером Вулфом не возникали никакие разногласия, потому что разногласия возникают при общении, а его-то и не было. Дважды в год – на ее день рождения и на Новый год – Вулф посылал ей огромный букет изысканных орхидей, и это было все, если не считать, что он был на похоронах, когда Бриттон скончался от сердечного приступа в тысяча девятьсот пятидесятом году.
Вот это Фриц и не одобрял. Он полагал, что каждый человек, будь он хоть сам Вулф, должен изредка приглашать дочь на обед, даже если она приемная. Когда он изложил мне свою точку зрения, как это с ним иногда случалось, я пояснил, что Карла раздражает Вулфа так же, как и он ее, так к чему все это?
Я последовал за Вулфом в кабинет. Карла сидела в красном кожаном кресле. Когда мы вошли, она встала, чтобы посмотреть на нас, и возмущенно сказала:
– Я вас жду здесь больше двух часов.
Вулф подошел, взял ее руку и наклонился к ней.
– По крайней мере, у тебя было удобное кресло, – сказал он вежливо, прошел к своему, стоящему за столом, единственному, которое его устраивало, и усадил себя. Карла протянула мне руку с отсутствующим видом, я просто пожал ее.
– Фриц не знал, где вы, – сказала она Вулфу.
– Не знал, – согласился он.
– Но он сказал, что вы знаете о Марко.
– Да.
– Я услышала об этом по радио. Сначала я собиралась пойти в ресторан к Лео, потом подумала, что лучше обратиться в полицию, а затем решила прийти сюда. Я полагала, что вы будете удивлены, но я – нет.
Она говорила с горечью и выглядела расстроенной, но я должен признать, что от этого она не стала менее привлекательной. Она оставалась все той же девушкой с Балкан, чьи пронзительные черные глаза поразили мое сердце много лет назад.
Вулф прищурился и взглянул на нее.
– Ты говоришь, что пришла сюда и ждала меня два часа, чтобы узнать подробности о смерти Марко? Почему? Ты была к нему привязана?