Свет кашлянул, и женщина в зеленой форменной одежде с четырьмя звездочками в петлицах (знать бы еще, что они означают), перевела взгляд на его лицо. А тут удержалась, не утонула в его бездонных голубых глазах, задав немного громче, чем следовало:

– А где Сашка?

– Здравствуйте, – ответил ей баритоном диктора центрального телевидения Свет, – а брата нет. Он по обходу ушел.

– Брата? – взметнулись вверх брови незнакомки, – он ни о каких братьях не говорил.

Охотник о степени близости Сашки с этой женщиной мог только догадываться, поэтому пожал плечами – мол, у него и спросишь, почему скрывал такого брата. Глаза незнакомки опять метнулись к этим плечам, но ниже не опустились; она все-таки выдавила из себя:

– Скажете, что приезжала Захарова, помощник лесничего. Пусть завтра в контору не приезжает, денег не будет.

– Хорошо, передам, – дернул грудными мускулами Свет, и начальница Сашки медленно пошла к машине – спиной вперед.

– Может, она боится, что я на нее сейчас наброшусь? – с веселой улыбкой проводил ее взглядом охотник, и, уже вслух – когда женщина готова была захлопнуть дверцу автомобиля, – до свидания!

Захарова кивнула за лобовым стеклом и машина круто развернулась, заставив охотника отскочить к воротам. Видимо, водитель, так и не соизволивший выйти из автомобиля, получил какой-то совершенно немыслимый приказ.

Ни Сашка, ни Угодин вести о задержке аванса не огорчились. Судя по огромным сумкам, которые они опустили на тот самый стол, съездили они не зря.

– Если ты думаешь, что сейчас будем обмывать твои обновки, то зря надеешься, – Володька шевельнул сумкой, и в ней звякнуло что-то явно приятное его уху – вон как расплылся в улыбке, – и обновки пока не получишь. Только после бани!

– Бани? – огляделся охотник – никакой бани он здесь не видел.

– Да не здесь, – правильно понял его замешательство хозяин кордона, – мы в городе Николаича встретили, договорились с ним. Так что он сейчас в усадьбе лесничества баньку топит, а мы ближе к вечеру туда и подвалим. Там знаешь какая баня, такой даже в Москве нет!

Свет не стал интересоваться, ни кто такой Николаич, ни чем знаменита эта баня – решил, что все оценит на месте. И оценил! Баня действительно была замечательной, и охотник сразу понял, почему. Потому что в прудик у баньки стекал ручеек из бьющего на горке в соседнем леску родника. И этой живой водой и поддавали они в жерло, где потрескивали раскаленные камни.

– Не боись, – завел его в парилку бородатый Николаич, который оказался мастером леса, еще одним начальником Сашки, – камушки не треснут, не выстрелят. Потому что сам их по берегу Клязьмы искал – один к одному.

На камни из ковшика плеснулась порция живой воды, щедро разбавленная «Жигулевским» пивом. Свет охнул – этот восторг душа сама выплеснула наружу; в таком виде она пиво приняла очень даже благосклонно. А в просторной комнате отдыха, в которой был даже камин (не хуже, чем в Москве!), лесники уже накрыли на стол и разложили на скамье обновки. Они явно отметили, как смотрел на свою тарелку с консервами гость, и потому сейчас решили превзойти самого себя. Для российской глубинки одна тысяча девятьсот восемьдесят второго года – оценил их старания Свет – стол был просто шикарным. Была даже икра – и красная, и черная (уже на бутербродах). А то, что за копченой колбасой нескольких видов надо было ехать в Москву, он даже не догадывался. Ему об этом потом, в парилке, сказал пораженный Николаич. Пил он, пожалуй, даже больше, чем Угодин, но успел похвалить Суворова.

– Видать сильно тебя братец любит, – поддал он еще парку, – пожалуй, что полгода на такой стол копил. Да и как за полдня в Коврове успел такие деликатесы отхватить, я даже не представляю? А ты как, в армию его приехал проводить? Или тут остаться надумал?