Человек в маске опомнился первый, зная, что на выстрел сбегутся все жители дома.

– Живей, бежим! – крикнул он, потащив за собой едва стоявшую на ногах старуху, – нам не поздоровится, если нас застанет здесь полиция.

Князь был также озадачен – не столько тем, что он видел, а тем, что услышал от вожака лондонских карманников.

Его любовница – воровка! Это открытие сильно покоробило его и внезапно охладило страсть.

Герцогиня инстинктивно почувствовала, что происходит в душе молдаванина. Нужно было уничтожить во чтобы то ни стало неблагоприятное для нее впечатление. Она подошла к трупу мужа и, протянув над ним руку, проговорила торжественным тоном:

– Князь, я клянусь вам, что все, сказанное этим человеком, ложь… Он говорил все это с целью убедить герцога отказаться от меня. Князь, вы только что предлагали уехать… двери открыты… чего же вы еще ждете?

Всем известно, что у влюбленных своего рассудка нет, а князь был по уши влюблен в герцогиню, не удивительно, поэтому, что он поверил ей на слово. Он обнял ее и увлек за собой через потаенную дверь.

Не успели они скрыться, как слуги, привлеченные звуком выстрела, прибежали со всех сторон.

Их изумленным взорам предстал окровавленный труп герцога, распростертый на полу, с револьвером в руке.

Через час полицейский комиссар явился на виллу и составил протокол, в котором значилось, что со слов прислуги, герцог лишил себя жизни, застав свою жену с любовником в день свадьбы.

Когда происшествия брачной ночи дошли до слуха двух известных нам репортеров, они обрадовались и написали две невероятно длинных статьи, наполнив их подробностями, почерпнутыми из богатой фантазии. А драматическая новость дня, разлетевшаяся с поспешностью, достойной поощрения, и двойного гонорара, поставила бы их, наверное, на три ступени выше всех остальных собратьев по ремеслу… не появись в тот же день другое, подавляющее все остальные известие…

Была объявлена война с немцами.

В марте 1872 года, то есть два года спустя после описанной нами брачной ночи, в одном из залов вокзала в Кале, за одним из столиков сидели четыре подозрительных личности. Их неспокойные взгляды были устремлены на двери, выходящие на платформу.

Приближалось время отхода поезда.

По знаку одного из собеседников, младший встал и подошел к входной двери, заглянув в соседний зал, он кивнул товарищам головой, желая дать знак им, что ничего подозрительного не видно и что они могут спокойно разговаривать о своих делах.

Трое оставшихся за столом продолжили перешептываться между собой.

– И так, Грасс, ты уверен в том, что эти триста тысяч франков уже отнесли в багажный вагон? – спросил человек, одетый в коричневое пальто, с повязанным вокруг шеи широким кашне.

– Я видел собственными глазами, мистер Бонсон. А еще видел владельцев денег, то есть, господина Морана, поверенного торгового, дома Мильтон, и господина Альфреда, уполномоченного парижского дома Муаро, – ответил Грасс.

– Которым по счету прицеплен багажный вагон? – продолжал интересоваться Бонсон.

– Вторым за локомотивом.

– Вы уверены в успехе, несмотря на присутствие Сторера, который может догадаться, в чем дело?

– Уверен, что дело удастся, так как вы, мистер Бонсон, и Дилон на нашей стороне, – ответил Грасс с лукавой улыбкой.

– Ну, ладно, – остановил Гросса мистер Бонсон, агент секретной полиции, – поезд сейчас отойдет, возьмите билеты.

– Ступай сюда, Кри-Кри! – позвал Грасс парнишку, караулившего у дверей. Кри-Кри – худой, измученный молодой парень, над которым вечно подтрунивали и смеялись все члены банды.