– Чем он может заниматься на улице в такой час? – тихо спросила мама, сделав глоток травяного чая.

Несмотря на то что мои демоны мгновенно собрались вокруг, я ничего не сказала, только стиснула зубы.

– Мне все равно, – прошептала Дефне, поднося руку к лицу и потирая глаза. – Главное, чтобы домой не возвращался.

– Не говори так, – сказала мама, глядя на Дефне. – Он твой отец.

– Мы все знаем, что он придет утром, – спокойно сказала я. – А теперь допивайте чай, а потом ложитесь спать.

Дефне фыркнула. Даже мысль о возвращении отца домой тревожила ее. В действительности дело было не в том, что сестре не нравился отец. Дефне была такой же, как мама. Обмануть ее было легко. Какой бы вред ни причинил отец, ее можно было вылечить одним добрым словом. И все же она была моей сестрой. Я ненавидела видеть ее такой несчастной.

– Я не буду скучать по нему, если однажды он уйдет и никогда не вернется, – заявила Дефне. Еще одна слеза скатилась по ее лицу и исчезла в ночи. На щеке сестры остался небольшой блеск. Это была лишь малая часть слез, которые дочь проливала по отцу.

– Я знаю, ты будешь ныть и скучать, – пробормотала, вставая со своего места. – Если бы отец сегодня вырвал твое сердце и растоптал его, завтра ты была бы ему благодарна за то, что этот человек вернул его на место.

Ни Дефне, ни мать не могли произнести ни слова.

– Спокойной вам ночи, – сказала тихим голосом, выходя из гостиной. – Насколько это, конечно, возможно в этом доме.

Моя комната всегда напоминала подвал, забаррикадированный от внешнего мира стенами. Они хранили следы моих безмолвных криков. Дневной свет не проникал сюда – быть может, я сама заглушала его. Когда бросилась на кровать, напоминавшую мне могилу с простынями, взгляд снова вернулся к потолку. Казалось, стоило закрыть глаза, как прошлое тут же поглотит меня.

Отцу было нелегко молчать. Но чего он не знал, так это того, что самым трудным для нас было выслушивать его оскорбления.

Часы на тумбочке показывали пять утра.

Горький привкус во рту вызывал тошноту; я села и прислонилась спиной к изголовью кровати. Кровь молчания текла в пустых жилах внутри меня. Взгляд поймал яркую тень уличного фонаря, падающую за занавеску. Солнце еще не взошло. То, что произошло вчера, крутилось в голове. Я отчетливо помнила черные глаза Карана Чакила. На мгновение почувствовала, как моя шея горит. Я ненавидела свою привычку: лежа в постели, обдумывать все, что сделала.

Тем не менее не было сомнений, что я не видела цвета глаз красивее, чем у этого мужчины.

Из-за нелепых и болезненных мыслей взгляд потускнел еще больше, если это было вообще возможно. Поднявшись, вышла из комнаты и пошла в общую ванную. Все, чего мне хотелось, это принять теплый душ и избавиться от нелепых мыслей, кружащихся в голове.

Когда я обнаружила, что это желание невозможно осуществить, вода уже лилась на мое тело. Хоть и не видела покраснений от горячей воды, кусающей обнаженную кожу и стекающей с тела, была уверена в их существовании. Когда медленно открыла глаза, вода закапала с ресниц. Я устремила взгляд на кафельную стену. Когда я поняла, что отражение на зеркальной поверхности плитки мне не принадлежит, сердце забилось быстрее обычного.

Глаза такие черные, что я даже зрачка не могла разглядеть…

Быстро моргнула и, наблюдая, как исчезали эти черные как вороново крыло глаза, прижала ладонь к плитке и прошептала:

– Идиотка. Почему я не смогла поставить его на место?

До сих пор ни разу не ощущала тяжесть слов, что мне говорили люди. Тишина была не для меня.

«Молчание – лучший ответ». Я была другого мнения. Молчать – значит молиться, чтобы ствол, прижатый к виску, не выстрелил. Однако я бы предпочла прижаться виском к этому стволу и бросить вызов даже той пуле, которая разрушила бы мозг. Если кто-то играл со мной, приходилось отвечать. У меня была сложная для понимания личность. Я определенно не являлась той девушкой, которой казалась. Вопреки внешнему виду мой внутренний мир был полон множеством деталей, противоречащих друг другу.