В основе публикации лежала «Памятная записка» администрации Бутырок начальству на предмет награждения персонала, отличившегося в «смутные дни» декабря 1905 г. Текст «записки» давал богатый материал для исследования Московского восстания. В нем приводились данные о баррикадах, появившихся в районе тюрьмы, уличных боях, попытке заключенных устроить бунт. Как видно из текста, тюрьма была окружена повстанцами со всех сторон, не исключено было, что им удастся ворваться внутрь здания. Даже писцы были снабжены оружием. Две охранные роты, не раздеваясь, несли караульную службу в течение девяти дней.
Это была последняя публикация Николаевского, подготовленная в то время, когда он еще находился на территории Советской России. Через некоторое время сотрудничество с советскими изданиями возобновится, но уже из-за рубежа. Вместо Николаевского руководителем Московского историко-революционного архива стал Владимир Васильевич Максаков, большевик со времени II партийного съезда (1903), надежный сторонник властей. Позже его удостоили всяческих почестей; он стал профессором, опубликовал ряд книг по истории революционного движения и архивному делу, насквозь проникнутых «большевистской партийностью», фальсифицирующей историю.
Любопытно, что под руководством Максакова на базе Московского историко-революционного архива было образовано Третье отделение Госархива РСФСР, в котором постепенно сконцентрировалась документация политического сыска дооктябрьских карательных учреждений. Новое подразделение действительно стало своего рода преемником Третьего отделения канцелярии его императорского величества, то есть учреждением, нацеленным на выявление и покарание врагов существовавшего режима. Через несколько лет, уже в эмиграции, Николаевский писал Бурцеву, также ставшему эмигрантом, что ГПУ выявляет бывших эсеров и меньшевиков именно по архивам: «Все когда-либо к таким делам причастные «выясняются»… затем их вызывают в ГПУ и требуют подписки. В случае отказа бывают высылки лиц, даже совсем отошедших – чуть ли ушедших [из партии] еще до революции, черт знает что такое! Пойти в ссылку за то, что уже раз был в ней 15–20 лет тому назад по меньшевистским или с.-р. [эсеровским] делам»[223].
Пройдет еще несколько лет, и старые большевики, как и миллионы советских людей, вообще никакого отношения не имевшие к политике, разделят участь меньшевиков и эсеров.
12 октября 1921 г., более чем через полгода после ареста, в квартире Николаевского, в его отсутствие, чекисты произвели обыск. Добыча была внушительной. Конфискованные документы уложили в шесть пакетов, которые затем были переданы в следственную часть президиума ВЧК. Согласно акту вскрытия этих пакетов, необходимые для следствия материалы были отобраны в один пакет. Остальные подлежали возвращению Николаевскому[224]. Разумеется, ничего ему возвращено не было, так как находился он в тюремной камере[225].
Заключенные в Бутырку меньшевики пытались всеми доступными средствами (через проникавшую в тюрьму прессу и редкие свидания с родными) получать информацию о текущих событиях. В камерах происходили бурные дебаты о значении Кронштадтского восстания, о сущности поворота в советской политике после X съезда РКП(б).
Заменив обрекавшую город и деревню на голодное существование «продовольственную разверстку» времен «военного коммунизма» на фиксированный «продовольственный налог», большевики вынуждены были предоставить населению возможность торговли. Была восстановлена мелкая и средняя частная собственность. На государственном уровне в страну через создание «концессий» стали привлекать иностранный капитал. Все эти меры, вводившиеся постепенно, но достаточно быстро, получили название новой экономической политики, более известной как НЭП.