[2] Минерва (лат.) – италийская богиня мудрости и войны.

[3] В состав римской семьи (фамилии) входили не только отец, мать, незамужние дочери, но и замужние, не переданные формально под власть мужа, сыновья, их жены и дети. Фамилия включала в себя и рабов и все домашнее имущество. Глава семьи обладал в отношении них абсолютной властью.

14. Глава 14

Майюс[1] уступил место юниусу. На смену ему пришел квинтилис[2]. В конце секстилиса[3] Юлий Цезарь сумел вытеснить сторонников Помпея из Илерды[4]. Испытывая недостаток провизии, те были вынуждены сдаться. Проконсул распустил всех желающих по домам, остальным позволил присоединиться к своему войску. После этого известия большая часть Ближней Испании[5] перешла на его сторону.

Эти события заставили в начале септембера[6] собраться немногочисленных сенаторов, которые еще оставались в Риме.

– Мне сообщили, что проконсул уже оставил Испанию и повернул обратно, – заявил с важным видом Публий Аквиллий.

– Ты прав, но все же твои сведения устарели, – ответил ему Марк Антоний. – Цезарь уже пересек Трансальпийскую Галлию и принял капитуляцию Массилии. Город лишен торговых факторий и флота, но, учитывая, что он стал на сторону Помпея, я считаю эти условия более чем мягкими.

– Сенаторы, позвольте напомнить, что не все так хорошо, как говорит уважаемый Антоний. Курион терпит одно поражение за другим, и Африка по-прежнему в руках Помпея, – вступил в разговор Кезон Волумний. – Признавая успехи Цезаря на суше, не следует забывать, что на море его власть не распространяется. Даже корабли Долабеллы[7] у побережья Иллирии[8] не смогли предотвратить поражение Гая Антония. Он сдался вместе с оставшимся войском.

– Его вынудил голод! – возмутился Марк Антоний, но был вынужден замолчать, почувствовал на плече руку Флавия. Поражение младшего брата он переживал слишком тяжело.

– Стоит ли поддерживать того, от кого вот-вот отвернется удача? – спросил кто-то из сенаторов.

– Проигранная битва еще не означает поражение в войне, – ответил Марк Флавий.

– О чем ты говоришь? Невозможно выиграть войну без армии, – продолжил Волумний. – Легионеры Цезаря в Италии взбунтовались, недовольные задержкой жалования и перебоями в снабжении. Даже солдаты Девятого легиона, прошедшего с ним всю Галльскую войну, слишком устали от службы и вряд ли поддержат проконсула в дальнейшей борьбе за власть.

– Мятеж уже подавлен, зачинщики казнены, – вновь выступил Флавий. Казалось, он знал все и обо всем, везде имел глаза и уши. О том, какой ценой удалось усмирить войско, легат не стал говорить.

Курия наполнилась шумом: сенаторы обсуждали шансы Цезаря и Помпея на победу, решая, на чью сторону встать.

– Ваши сердца в смятении, а умы полны сомнений. Среди вас есть как сторонники, так и противники одного и другого, но давайте попробуем взвесить деяния обоих, – снова взял слово Сцевола. – На одной чаше весов Гней Помпей, прозванный Великим ни кем иным, как Суллой. Он объявил врагами всех, кто не встанет на защиту республики, но сам разграбил казну, захватил корабли и бежал в Грецию.

На другой – Гай Юлий Цезарь. Благодаря его военному гению Галлия стала римской провинцией, подавлен мятеж Верцингеторикса, и варвары более не угрожают Риму. Испания поддержала проконсула. Он провозгласил, что даже тех, кто не примкнет ни к кому, будет считать друзьями. В подтверждении этого по инициативе Марка Антония были восстановлены в правах дети римских граждан, лишенные их при диктатуре Суллы. Как видите, Юлий Цезарь беспощаден к врагам, но щедр по отношению к союзникам. Вспомните об этом, когда он вернется в Рим.