– В Нерис-Хаус слишком тихо без них! – заметила мисс Нидвуд.

– Не переживайте, вы не останетесь без работы, – Глэдис улыбнулась, – я думаю, на следующей неделе они уже будут в Лондоне. По крайней мере, в последнем письме Энтин сообщал, что у них ещё остались кое-какие дела. Надеюсь, мы скоро их увидим.

– К их возвращению я хотела бы испечь пирог, – заговорила миссис Джонс.

– Да, это было бы замечательно, – согласилась Глэдис, – можно устроить званый ужин в честь их возвращения в Англию.

– Да, пригласить друзей Руни, – согласилась миссис Джонс.

– И друзей Энтина, разумеется, – добавила Глэдис, – некоторых он не видел достаточно давно.

– Хорошо, мисс Глэдис, всё будет устроено.

– И шампанское, – вспомнила Глэдис, – достаньте что-нибудь из запасов Энтина.

– Мистер Уанхард хвалил нам один урожай, – миссис Джонс кивнула.

– Замечательно.

Лондон рос и развивался, шумел и расцветал точно также, как и все эти годы до этого. Кирпичные дома преображались красивыми фронтонами, узорами и колоннадами, но Нерис-Хаус продолжал выглядеть как нечто между небом и землей, и пусть теперь район Гринвич перестал быть скромной окраиной города, а практически стал одним из богатейших районов, дом Глэдис продолжал быть чем-то отдалённым и неясным. Вокруг него выросли скверы, парки, огромные дома со шпилями и шикарными окнами. Нерис-Хаус в какой-то степени терялся в этой роскошности, но при этом выглядел как нечто, способное связать два разных времени в одном месте – Нерис-Хаус совершенно не менялся со второй половины XIX века, в то время, когда в стране уже полным ходом начал своё течение XX век. Лондон стал промышленной столицей: активно работали заводы, котельные, разрабатывались и строились огромные корабли. И Глэдис с упоением наслаждалась ростом своего родного города. Она никогда не чувствовала себя маленькой и незначительной в огромной английской столице, она чувствовала себя сильной, частью этого грандиозного развивающегося мира.

И она была рада видеть, что такой же восторг перед новыми технологиями и успехами Великобритании испытывает её дочь. Руни, несмотря на свой юный возраст, интересовалась всем, что видела вокруг. Ей были интересны столбы дыма из котельных, рабочие, идущие с пристани, она всегда стремилась узнать: «А как? А почему?». Глэдис не могла найти ответы на все её вопросы, но Энтин всегда с радостью посвящал её о промышленных успехах империи. Юная, но очень любопытная Руни не давала покоя и миссис Джонс с мисс Нидвуд, пытаясь познать особенности их работы. Как работает кухня, как приготовить омлет, откуда поленья в камине, чем занимается мистер Джонс, как подковать лошадь. Любопытство Руни не знало границ, она хотела знать и уметь всё и сразу, а особый интерес к лошадям Глэдис пыталась не связывать с Уильямом Хорсфорд.

Дом за все это время действительно ничем не изменился, только белоснежные стены из-за промышленной деятельности в городе потеряли свою блестящую белизну, а также Глэдис все же повесила табличку: «Нерис-Хаус», чтобы все знали истинное название этого дома. Гостиная на первом этаже, выполненная в оттенках розового цвета, уже перестала кого-либо смущать. Друзья мистера Уанхард так часто были в доме Глэдис, что в обществе уже с теплом воспринимали классический женский дом, выполненный в нежных тонах.

Глэдис очень любила свой дом, и с каждым годом любила всё больше. Здесь были не только личные детские воспоминания, но и каждый шаг, каждое слово и каждая каприза её дочери. Розовые стены теперь значили для неё ещё больше, и пусть нежный запах аргонового масла уже практически выветрился, Глэдис знала, что для Руни эти стены пахнут маслом розы. Пахнут её мамой. Поэтому оказавшись на подъездной аллее, девочка, раскинув руки, бежала в объятия матери, по которой невозможно сильно соскучилась. А сама Глэдис, боясь оставить свою дочь, никогда не поднималась на третий этаж. Она до сих пор в страшных снах видела край маминого платья и слышала крик отца, стискивающего свою жену в объятьях. Шея сломалась так легко и быстро, наверное, миссис Россер не успела даже испытать боль, но дикие страдания испытали все, кто любил её, именно поэтому Глэдис обходила лестницу на третий этаж стороной. Она не могла позволить себе умереть прежде, чем у её дочери появятся свои дети.