Потупившись, я натянул свою поверх той, что на мне уже была. Казалось бы, смешная новая маечка, ну что тут такого, но меня окатывали горячие волны стыда. Красная надпись жгла грудь, стрелка прижимала к земле. Я утешался тем, что местность вокруг была не слишком людной, и, если не привлекать к себе внимания, в темноте нас не очень-то разглядишь. Вдруг, как назло, кто-то из группы позади загорланил песню из «Бременских музыкантов», остальные подхватили:

– Ничего на свете лучше не-е-ету, чем бродить друзьям по белу све-е-ету! Эге-гей!

Маэстро весь вечер талдычил, что группа – это ценный ресурс, но я так не думал. «Иду в этой майке, как дурак, а оттого, что сорок таких же дураков рядом – еще глупее выходит. Да еще и всякую чепушину из-за них петь приходится». Тут я немножко лукавил: я ведь не совсем пел, а только открывал рот в такт песни. Но обычным прохожим, наверное, казалось, что я пел, и это меня расстраивало.

Мы приближались к городу, навстречу попадалось все больше ночных гуляк. Вслед за Олей вся группа пересекла дорогу и остановилась у открытой веранды ресторана, заполненного отдыхающими. И тогда я на своей шкуре изведал, что это на самом деле означало – «зажигать». Как стадо тропических обезьян, которые сбежали из подземного зверинца безумного профессора, с криками, с гримасами, кто агрессивно, кто боязливо, мы начали танцевать под музыку, которая звучала с веранды. Оля и те, кто уже давно был «в теме», задавали тон, остальные быстро подхватывали. Скоро уже Таня крутила тазом направо и налево, Кеша пристраивался к ней и гундосил: «М-м-м-эге-гей!» Рядом насиловали фонарный столб, махали рукой гостям ресторана, зазывая их к нам. Я не видел, что делал Владыка, но потом он мне говорил, что он тоже «танцевал, причем лучше всех». Я аккуратно переступал с ноги на ногу, делая вид, что кричу что-то озорное, и исподтишка поглядывал на реакцию наших невольных зрителей.

Она была разнообразна. Люди смеялись, брезгливо морщились, снимали нас на телефоны, начинали пританцовывать сами, смотрели в недоумении, игнорировали нас. Я тяжело переживал негативные реакции. Меня игнорируют! На меня смотрят, как на идиота! Мне хотелось отделиться от толпы, подбежать к этим людям, объяснить им, что это такая игра, что я случайно затесался, что на самом деле я парень что надо. Я ждал, что меня обнимут, посадят за стол, скажут, что да, конечно, они сразу заметили, что есть во мне что-то особенное, что мне не место среди этих сумасшедших…

Наша пляска продолжалась от силы десять минут, но мне показалось, что я постарел на десять лет. Но в тот самый момент, когда разум и воля, казалось, покидают меня, когда вокруг не осталось ни одного приветливого лица, я чудесным образом расслабился. Если секунду назад я выискивал знаки одобрения, жаждал признания, то через мгновение мне стало все равно, как нас принимают, мне хотелось просто веселиться и веселить. Я бросил думать о том, какое может выйти позорище. В этот миг я почувствовал свободу!

Мы продолжили движение и вскоре достигли центра ночного города. Его было не узнать. Через каждые пять метров теперь был клуб. Как правило, у этих клубов было всего три стены, четвертой, которая должна была отделять их от улицы, не было, и все желающие клубни могли свободно входить и выходить. Перед каждым клубом подпрыгивал зазывала с пачкой листовок в руке. Улицы были залиты неоновым светом, со всех сторон неслась крепкая танцевальная музыка. С криками и песнями во все стороны болталась развеселая людская толпа.

Мы сделали остановку на центральной площади и устроили миниатюрный «рейв» – образовали круг, танцевали и затягивали в него прохожих. Откуда ни возьмись появился Владыка и указал мне бровями на трех молоденьких девушек, которые огибали «рейв», балансируя на высоких каблуках. На этот раз я был готов! Я подскочил к ним и закричал: