– Почему не можешь? – Марек совсем не понимал меня.

– Потому что это место было для нее важно, – сказала я просто.

– Это сентиментальность. Что ж, бывает. Мне всегда казалось, что ты не такая сентиментальная.

Он испортил мне настроение.

– Да ладно, Зося, не злись. Жизнь – она ведь разная бывает, и с домом и без дома. Просто я прошу тебя подумать, что для тебя лучше.

– Представляешь, пани Стефания всегда говорила мне: «Умножая имущество свое, ты умножаешь заботы свои». Кажется, я только сейчас понимаю, что она имела в виду… Может, сдать его в аренду? Или переехать сюда жить? – Я дерзко взглянула на Марека.

– Сюда? Жить? А как же работа?

– Работа не волк, в лес не убежит.

– Да черт с ним, с этим волком… Я тебя о другом спрашиваю – ты чего, на самом, что ли, деле думаешь перебраться сюда? Ведь это очень непрактично.

– А ты бы скучал?

– Ну а как же, ты еще спрашиваешь. Конечно, скучал бы.

Я прижалась к нему, он поцеловал меня. Вдруг скрипнула дверь.

– Стефания, ты здесь? – раздался мужской голос.

Я вскочила с дивана. На пороге стоял пожилой господин и всматривался в темноту комнаты.

– Я не Стефания, я Зося, – протянула я мужчине руку. – Зофья Краснопольская.

– Анджей Репекк. – Он крепко пожал мою руку и улыбнулся. – Вот, значит, какая ты, Зося. Стефания много о тебе рассказывала. Она не приехала сейчас?

Я словно окаменела.

– Нет… Пани Стефания… Пани Стефании больше нет в живых…

– Как это? Что значит «Стефании нет в живых»? – Он взглянул на меня, на Марека. – Моя Стефания? Нет в живых? Ведь все было так замечательно. Мы же собирались строиться вместе.

Он вдруг схватился за сердце, облокотившись о стену. Через некоторое время он сполз на стул и спрятал лицо в ладонях. Все время он держался за сердце и пытался сделать глоток воздуха.

– Стефания… Боже. Поздно. Все слишком поздно. – Он качал головой. – Иногда жизнь дает нам шанс, но мы слишком поздно его замечаем. Иногда мы можем прикоснуться к своей мечте, но почему-то откладываем этот момент. Откладываем его на потом, на часок, на месяц. На тот срок, к которому мы будем для своей мечты прекрасно подготовлены. А иногда нужно жить моментом, ловить миг удачи. Неважно, что сейчас мы не во фраке и не в бальном платье, второй раз жизнь может не дать нам шанса. А наша мечта, которая была в пределах досягаемости, может улететь словно бабочка. Поздно. – Он встал со стула. – Когда-нибудь я загляну к тебе. Поговорим. Я живу в нескольких домах отсюда. Приходи как-нибудь навестить старика. А теперь мне нужно побыть одному.

Он пошел к двери. Сейчас он казался гораздо старше, чем еще несколько минут назад, когда только заглянул в дом: при вести о смерти пани Стефании этот человек за несколько коротких мгновений постарел на много лет.

– Думаю, это ему она писала письма, – тихо сказала я.

– Письма?

Ах да, я ведь ничего не говорила Мареку о письмах.

– Я нашла одно очень даже романтическое письмо пани Стефании к кому-то. Ни адреса, ни имени. Я прочла его и спрятала в ее бумагах. Думаю, ее адресатом был этот Анджей.

– Любовное письмо? – Марек удивился. – В таком возрасте?

– А ты думаешь, у молодых монополия на любовь? Я уверена, что в любом возрасте можно любить. Неважно, тридцать тебе лет или семьдесят. И всегда одно и то же.

Я была уверена в этом, потому что человеку всегда хочется любить и быть любимым. Не имеет значения, сколько тебе лет, – двадцать пять, семьдесят, восемьдесят, и неважно, в какое время ты живешь, – наш ты современник или смотришь на мир, как та молодая девушка со старой фотографии, висящей на стене внутри «Белой фабрики» Людвига Гейера.