– Только не ной, Сабж, умоляю. Бери деньги и отвали.

«Road Movie» с тех пор, как у трассы «1969» появились более молодые, более широкие и более комфортабельные дублеры, переживает не лучшие времена. Однако фермеры с озера Минога-Лахойя по-прежнему ездят здесь, опасаясь выползать на оживленные хайвэи, да и еще кое-кто предпочитает эту дорогу всем остальным. Благодаря им мотель еще как-то держится на плаву, хотя уже не бывает набит под завязку, как в славные времена хиппи и автобродяг конца восьмидесятых.

Припарковав ЗИС и отдав ключи мальчишкам-мойщикам, мы с Сабжем распрощались до утра и разошлись в разные стороны: я – в домик портье, он – в сторону бара.

Как и любой мотель, не претендующий с некоторых пор на присвоение очередных звезд, «Road Movie» обеспечивал клиентам минимальный комфорт. В нем не предусматривались семиспальные секс-полигоны, трехдорожечные бассейны для миграции леммингов и победительницы конкурсов красоты в качестве незамысловатой услады изможденных долгим путем чресел. Все было куда проще – хозяин, Анатоль Панадзаки, не выпендривался, а просто делал свое дело. Десяток скромных коттеджей с двуспальными номерами, снабженными телевизором и душевой кабиной, плюс возможность заказать в номер недорогой ужин и вполне симпатичных девочек по сходной цене. Если вас это не устраивает – отправляйтесь в большой город, рискуя заработать геморрой и защемление седалищного нерва.

Старый «кадиллак» на вращающейся платформе да недорогая неоновая вывеска с названием заведения – вот и вся реклама. Простенький бар человек на тридцать, чернокожий Шамиль за потертым роялем, стандартный репертуар: Чак Берри, Элвис, Ли Рокер – для тех, кто намерен пропустить пару кружек пива перед сном.

Раньше, до того, как Буги со своим лесовозом загнала меня в самерсенскую пердь, я любил завалиться в «Road Movie» на недельку другую, помять бока на кровати, попить пивка, поклацать клавишами ноутбука. Дозированное одиночество – полезная и приятная штука. Которую всегда можно разбавить общением с кем-то из местных дам.

А вот домик здешнего портье выглядел странно – в этаком псевдоколониальном стиле: с деревянными панелями, пальмами в бочонках и пробковыми шлемами на стенах. Но мне это даже нравилось.

Я взбежал по ступеням крыльца, с удовольствием разминая мышцы ноги после долгого сидения за рулем. Низкие звезды, точь-в-точь повторяющие рисунок созвездий на бивнях слонов, почти касались крыш коттеджей. Я толкнул дверь и с порога крикнул в полумрак прихожей:

– Эй, Фрэнки, угадай, кто приехал, старая задница!

Фрэнки, мой старый знакомец и, между прочим, протеже, последние пять лет бессменно работал в «Road Movie» портье. Он и жил тут же, в маленькой каморке Папы Карло, спрятанной за декоративными панелями. И, надо заметить, был рад такой старости.

Я познакомился с ним в городе Париже. Он промышлял на набережной, рисуя цветными мелками копии классиков, спал в ночлежках и вообще вел жизнь клошара из оруэлловских «Фунтов лиха в Париже и Лондоне». При этом каким-то чудом ему удавалось оставаться чистоплотным и даже в лохмотьях вызывать симпатию. Мы разговорились, потом я угостил его обедом и дал денег на пару недель скромного существования в дешевом пансионе. На том и расстались. Подобных встреч в моей жизни было немало: люди мелькают мимо меня, как обломки комет, изредка задерживаясь в поле зрения и улетая дальше, как правило, навсегда. «Так будет и с клошаром Фрэнком Фуэтом», – думал я.

Но пару месяцев спустя я заехал в «Road Movie», и хозяин-грек спросил, нет ли у меня какого-нибудь немолодого знакомого, который согласился бы работать портье и жить при мотеле. И я вспомнил о Фрэнке. Я ведь уже писал про маленькие добрые дела, которые надо делать в пику большому злу? Так вот, можете считать это моим пунктиком. Короче, я переночевал в «Road Movie» и утром стартовал обратно в Париж.