– Это про Руслана, да, мам?

– Ой! – хором пискнули Таня-маленькая с Людой.

– Правда, дорогие мои, – шагнул вперёд и папа. – Мы… были неискренни с вами. Руслан не предатель. И никогда им не был. Он…

Я ощутил, что в глаза кто-то словно плеснул кислотой. Щипало и резало, щёки вдруг стали мокрыми.

В конце концов человеческие гены, кодирующие слёзные железы, у меня всё же оставались…

Я вышел из-за шторы. Шагнул, словно под обстрел. В меня сперва вонзились взгляды; а потом словно прорвало плотину. Вперемешку, старшие и младшие с визгами, воплями и совсем уж нечленораздельными звуками, напоминавшими боевые кличи диких племён мумбо-юмбо, разом ринулись ко мне.

Но при этом всех опередила Танюшка. Не знаю, как это удалось мелкой девчонке, но она кинулась мне на шею – косички вразлёт – словно настоящий рысёнок, таким прыжком, что заставил бы удавиться от зависти всех тренеров по лёгкой атлетике.

Я подхватил её в воздухе, закружил, прижимая к себе. Пусть я биоморф. Пусть в моих жилах, кроме крови, течёт и ещё нечто, не имеющее названия (и которое я не желаю знать), но сейчас на мне висит моя маленькая сестрёнка, захлёбываясь счастливым плачем, и я знаю, что я – человек.

Миг спустя на меня набросились все остальные, и получилась настоящая куча-мала, в которую, забыв о солидности наследника фамильных предприятий, бросился даже Георгий.

Наверное, это было поопаснее вылазки на Шестую бастионную, потому что мне сейчас всерьёз грозило оказаться задушенным в радостных объятиях. Кто-то таскал меня за уши, кто-то пытался дёрнуть за коротко остриженные волосы, Лена со Светой повисли на плечах, целуя в обе щёки; обе сестры при этом уже ревели в голос. Лариосик запрыгнул мне на спину, по нему норовил забраться ещё выше Сашка; а потом у меня просто подкосились ноги.

Короче, разбирать нашу кучу-малу пришлось родителям. Кое-как они оттащили от меня всех, кроме Танюшки, вцепившейся в меня крепче, чем детёныш лемура – в свою висящую вниз головой мамочку.

Очень долго никто так и не смог выговорить ничего более-менее связного. Мама тоже расплакалась, бледный папа что-то бормотал про «высшие интересы нашего освобождения», но его никто не слушал.

И немало времени прошло, когда все, наконец, более-менее поуспокоились, рассевшись по низким диванам в каминном зале. Танька так и висела на мне, явно не собираясь слезать. Остальные тоже примостились как можно ближе.

Папа было откашлялся, но мама решительно взяла инициативу на себя:

– Дети, Руслан поступил на имперскую службу, потому что…

– Да мам, что мы, маленькие! – стараясь говорить солидным баском, перебил её Лариосик. – Ясно и так. Он – разведчик, верно?

Ох, ну что ж это за конспирация, мелькнуло в голове. Перед мелкими детишками, малышнёй несознательной…

Мама кивнула:

– Так было нужно. Мы с папой можем только молиться, чтобы вы простили бы нас. И нас, и Руслана.

– Я знала, я знала! – вырвалось у Светы. – Я подозревала…

– И я, я тоже! – не отстала от сестры Лена.

– А я и не подозревал, я и вовсе всегда знал! – Георгий отчаянно пытался соблюсти солидность. – Пап, так ведь, конечно же, надо немедленно вернуть Русу его долю в…

– Нет, Герка, – я поднял руку. – Ничего менять не надо. Всё должно оставаться как было. Маскировка есть маскировка. Да и то сказать – я в бизнесе всё равно ничего не понимаю.

– Ничего не всё равно! – упрямо набычился брат. – Чтобы я… поперёк тебя… мне, значит, семейные деньги – а тебе?.. Кота, как в сказке?

– Вот кончится война, всё и поделите по-братски, – напустилась на Георгия мама. – Случиться может всё, что угодно, так что перестань загадывать! Дурная примета, сам знаешь.