«Решив отправиться в путешествие без слуг, я с удивлением для себя обнаружил, что довольно успешно сел в поезд, заказал себе выпить, зажег сигару и затем приступил к чтению вечерних газет. Должным образом я нашел свою уборную, переоделся в пижаму, чудесно выспался ночью и с утра выпил чашечку чая. Не испытывая никаких трудностей, я побрился, причесался, завязал бабочку, надел пиджак и уже когда, выйдя из поезда, хотел радостно поприветствовать собравшихся, то вдруг с ужасом обнаружил, что забыл в купе вставную челюсть»^>133.

Влияние викторианских стандартов в отношении нашего героя и приверженность к ним представляются тем более важными, поскольку расцвет его политической деятельности выпадет на эпоху с иными нормами и правилами. И в этом нет ничего удивительного. Парадоксы, несуразности и необычности встречаются в биографии Черчилля сплошь и рядом. Например, кто бы мог предположить, что человек, который станет символом британской стойкости, свои первые воспоминания связывал отнюдь не с Лондоном и даже не с Англией. Первые воспоминания будущего премьера касались Ирландии! Да-да, именно непокорной Ирландии!

В 1877 году, после назначения 7-го герцога Мальборо вице-королем, семья Черчиллей переехала в Дублин. Несмотря на громкое название, должность вице-короля в основном имела представительский характер и не была облечена сколько-нибудь серьезными полномочиями. Еще больше неудобств назначение в Ирландию сулило в бытовом плане. Хозяин Бленхейма не горел желанием покидать любимое поместье и прерывать размеренный уклад жизни, однако обстоятельства сложились не в его пользу, и связаны они были с опрометчивым поведением его сыновей. Сначала отличился старший из них – маркиз Блэндфорд, которого авторитетный историк британской аристократии сэр Дэвид Кэннедин назвал «одним из самых постыдных людей, когда-либо обесценивающих высочайшее положение в британском пэрстве»^>134.

Маркиз Блэндфорд вступил в любовную связь с супругой 7-го графа Эйлисфорда (1849–1885) Эдит (1844–1897), чем вызвал заслуженный гнев не только ее супруга, но и принца Уэльского, который также «уделял повышенное внимание молодой графине»^>135. Затем в дело вмешался лорд Рандольф. Учитывая хорошие отношения с наследником престола, он мог затушить пламя светского скандала. Но вместо этого раздул его еще больше, начав безрассудно шантажировать принца Уэльского любовными письмами к графине Эйлисфорд. «Корона Англии в моем кармане», – декларировал он, упиваясь собственной неосторожностью^>136.

Вскоре скандальная история была доведена до королевы, которая нашла ее «постыдной и ужасной»^>137. Лорд Рандольф был быстро поставлен на место. Сначала принц Уэльский вызвал его на дуэль. Однако драться с наследником престола зазнавшийся аристократ, конечно, отказался. Затем к сыну герцога Мальборо был направлен эмиссар – глава оппозиции лорд Хартингтон, пользующийся огромным уважением в обществе[9]. Он потребовал у лорда Рандольфа письма и, заручившись его согласием в праве распоряжаться ими в дальнейшем по своему усмотрению, отправил их на глазах изумленного собеседника в камин^>138. На этом конфликт был исчерпан, но Черчилли подверглись остракизму. Принцу Уэльскому достаточно было только намекнуть, что он не переступит порог дома, который принимает неугодных, чтобы превратить некогда почитаемое и всеми любимое семейство в изгоев общества.

Наступило время, когда «светское общество перестало улыбаться лорду Рандольфу», – добавив немного драматизма, напишет Уинстон Черчилль. «Влиятельные враги были обеспокоены лишь тем, чтобы унизить его. Присущие ему гордость и тонкость чувств усиливали каждое проявление холодности, доводя их до оскорбления. Лондон стал ему ненавистен»