– Ладно, с мужиками тоже отпадает. Значит, остается ждать темноты. Так?

– Я все-таки не понимаю почему…

– Ты спряталась из-за убийства Никиты Добрынина, правильно? Так вот здесь сейчас те, кто его убил. Их не меньше пяти человек, так что, боюсь, я с ними не справлюсь. Понятно?

– Пять человек?

– Да, а что?

Инга как-то странно посмотрела на Кушнера. Перехватив ее взгляд, я повернулся к нему. Он был бледен, как мел. Такой цвет лица бывает не перед тем, как падают в обморок, а когда долго не могут из него выйти.

– По-моему, ребята, вы знаете намного больше, чем я. И ты, Миша, далеко не все мне рассказал…

Я замолчал, прислушиваясь. Не ошибся: характерный звук «луазовского» мотора приближался. Это была первая машина, которая ездила к почте. Какие инструкции они получили, каких гадостей от них ждать?

Инга присела над своей сумкой, достала из одного наружного кармана коробок спичек, а из другого – сложенную вчетверо газету. Развернула ее, скрутила в жгут и зажгла.

– Ты чего? Они же увидят!

– Тут есть потайной ход. В детстве мы по нему лазали…

Я пошел вслед за Ингой вдоль стены. Газета чадила, но позволяла кое-что рассмотреть. Без нее я бы никогда не заметил, что в стене не просто подковообразное углубление, а уходящий круто вниз проход. Спускаться по нему не хотелось. Я вспомнил гнилую лестницу. Если и под землей все так же запущено, мы там и останемся.

Инга растоптала остатки сгоревшей газеты. Искры разлетелись по полу и долго не гасли. Привыкшие к огню глаза медленно адаптировались к полумраку. Запах гари забивал ноздри. Я шагнул вперед и на ощупь отыскал Ингу. Обнял за талию, крепко прижал. В фильмах меня всегда раздражало, когда в ответственный момент герой вместо того, чтобы драться, начинал целовать героиню. А теперь я сам так поступил. И только звук остановившейся совсем рядом машины заставил меня оторваться.

Через дырку в стене я увидел, что «луазик» стоит в двадцати метрах от церкви. Водитель приоткрыл дверцу и свесил из машины ногу в ботинке сорок шестого размера. Пассажир злобно сверкал очками, неотрывно глядя в нашу сторону. Чего они встали и не выходят? Догадались, что мы прячемся здесь? Может, у них есть какие-то рации для связи между машинами и они ждут подкрепления, чтобы обыскать церковь?

– Надо уходить, срочно, – прошептал я Инге и Кушнеру, дышавшим мне в затылок. – Мы точно не застрянем в этой кишке?

– Там в начале узко, а потом можно идти в полный рост.

– И куда мы выйдем?

– В лес.

– Пошли.

– А как же тетя Анна? Она завтра приедет, а я…

Я мысленно выругался. Вслух сказал:

– Ей ничего не угрожает. Им нужны мы, а не тетя. Завтра ты уже будешь дома. Тетя Анна позвонит тете Ингрид, и тетя Ингрид скажет, что все нормально… Что ты уехала в Юрмалу.

– Мне нужно переодеться. Отвернитесь и не подглядывайте.

Мы отвернулись. Инга зашуршала одеждой за нашими спинами. Не знаю, как Кушнер, а я исхитрился и подглядел. Мне понравилось…

Потайной ход действительно оказался узким только сначала. Постепенно он расширился настолько, что можно было подпрыгивать и махать руками. Вот только светлее от этого не стало, и мы шли черепашьим шагом, ощупывая выложенные какой-то плиткой сырые скользкие стены и шаркая ногами по твердому полу. Иногда я зажигал спички, но проку от этого было не много, они освещали только наши напряженные лица, а когда гасли, окружающая нас темнота казалась еще страшнее и гуще.

Мы все шли и шли. Если верить часам, мы шли уже пятьдесят пять минут. Сколько это получается в километрах? Средняя скорость движения пешехода – пять км в час. У нас скорость меньше, плюс остановки. Все равно мы прошагали достаточно, чтобы пересечь под землей поле и оказаться в лесу. Не могли же мы заблудиться! А если по пути были развилки, которых я не заметил?