В станице же Обильной в эту пору обстановка накалялась. И не только за счет сменившего ночную бурю жаркого солнца. Солнце с южной страстью быстро начало высушивать лужи и ямы на улицах. И вот наконец первая кошка, внимательно изучив с крыши, на которой просидела всю ночь, палисадник перед домом, мягко спрыгнула в подсохшую клумбу. И-за угла появилась собака. Кошка замерла. А собака встряхнулась и пошла по своим делам. Даже ухом не повела в сторону усатой морды, недоверчиво выглядывавшей из воспрянувших ирисов. Жизнь налаживалась.

Тучи над Обильной развеялись окончательно. Но зато сгущалась обстановка. Казалось, каждый житель станицы, и особенно те, кто имел отношение к руководству местной жизнью, производя необходимые в той ситуации, в которой оказалась Обильная, действия, чутко прислушивались: не доносится ли из-за перевала гул приближающейся той самой комиссии из Москвы, про которую постоянно сообщали во всевозможных новостях. Хотя многие в душе были уверены, что никакого влияния на их жизнь эта комиссия не окажет. Как и все такие комиссии. Однако прислушивались.

Особенно чутки были люди, собравшиеся в этот час в кабинете начальника райотдела полиции Георгия Тарасовича Гущенко. Подполковник еще раз оглядел подчиненных – кто мрачен, кто встревожен, – но равнодушных он не заметил.

– Объясняю ситуацию подробно, – начал инструктаж Гущенко, – к нам едет комиссия.

Все знали, как и какая, поэтому классических вопросов не последовало.

– Всем понятно, кого она будет искать?

– Крайних, – откликнулся из угла убэповец Сидорчук.

– Верно, майор, – одобрил ответ подполковник. – А кто будет крайним?

– Мы, больше некому, – подал голос начальник угрозыска Полетаев, маленький, верткий мужичок, похожий на отошедшего от большого спорта боксера-мухача.

Подполковник одобрительно кивнул и продолжил:

– Дополнительная информация к размышлению. По моим данным, в краевом главке объявился один сынок. Ему сейчас подыскивают должность, чтоб не меньше подполковничьей. Все всем ясно?

Ясно было все и всем. В комнате повис общий, классический опять же, русский вопрос: «Что делать?»

Уловив вопрос, Гущенко понял, что пора ставить задачу.

– Выход один. Все сделать самим. И быстро. Едем все в стройуправление. Берем всех – начальника, главного инженера, бухгалтера. Свои, конечно, мужики, но наша рубашка ближе. Колем их. Успеем? – Подполковник тут уставился на сыскаря Полетаева.

Тот в ответ состроил обиженное лицо.

– Тогда – по коням! Приедет комиссия, а мы им – раскрытое дело. Авось отобьемся. Поехали!

Полицейские высыпали на мокрый двор, где уже урчали двигателями уазик с «газелью».

Машины, преодолевая остатки наводнения, взяли курс к белеющему на пригорке, на окраине станицы, трехэтажное здание стройуправления, окруженное серым забором из бетонных плит, посреди которого ярко зеленели железные ворота.

Оставив машины у подножия пригорка, рассыпавшись редкой цепочкой, полицейские, оскальзываясь, падая, тихо матерясь, стали подниматься к воротам. Сама контора внешне казалась совершенно вымершей. Даже птички, доселе радостно щебетавшие в честь завершения бури, притихли. И вот когда до вожделенной цели оставались какие-то метры, по ту сторону забора взревел мотор. Секунда, грохот – мощный удар разметал створки ворот, и на полицейских, рыча, ревя, разбрасывая в стороны потоки грязи вперемешку с мелкими камнями, вылетел огромный белый «ниссан-патрол». Ошарашенные солдаты правопорядка едва успели отпрыгнуть в стороны, а машина пошла юзом, казалось, сейчас перевернется, но крепкая рука сидевшего в ней водителя – Гущенко успел заметить камуфляжную куртку, черную шапочку с прорезями для глаз – ловко вывернула руль, и чудовище-джип, набирая скорость, помчался в сторону окружавших станицу гор.