Тут он перевел дух, и его мысль вернулась к исходной точке.

– Дикон, ты все-таки хорошенько подумай, прежде чем решать. Бог наградил тебя очень щедро – ты музыкальный мальчик, у тебя прекрасный голос, ты знаешь языки, ты владеешь каллиграфией как никто, и Кормак мне говорил, что второго такого гистотехника свет не видывал, через несколько лет у тебя будет своя лаборатория… Котенок, тебя ждет страшное царствование, может, и хрен с ней, с Англией, может, она заслужила свою судьбу… И земляне здесь какие-то, черт их разберет, просто бешеные псы, нагрянули к нам, стрельнуло им, но все равно, не воюй ты с ними, плюнь… Не торопись, взвесь все как следует, ты добрый, хороший мальчик, соблазн велик, но стоит ли оно того, это бучило…

Ричард Глостерский был невысок ростом, но широкоплеч, и сложен с античной пропорциональностью. Его прозвали Длинноруким за то, что в бою никто не мог противостоять и уклониться от его волнистого двуручного меча, и еще Горбатым – за изобретенную им самим очень низкую и словно бы скрюченную фехтовальную стойку, позволявшую ему перемещаться с необычайной скоростью. Но чаще всего Ричарда называли Губастым – из-за небывало энергичной артикуляции во время разговора, собеседники порой уже ничего не замечали, кроме его бешено шевелящихся губ, и еще потому, что в минуты напряженного внимания он приоткрывал рот и выпячивал губы, словно собираясь сложить их в трубочку.

Ричард был превосходным танцором, в совершенстве владел всеми тогдашними хореографическими стилями, а его бас по праву считался одним из главных достояний Англии. Он первым ввел шлемы с вентиляцией, и, будучи до мозга костей походным человеком, считал шарфы опасной иллюзией – и по такому случаю придумал особый воротник-стойку, на «молнии» или на липучках, и вязаную «трубу» для зимы. С тех пор такие воротники назывались «глостеровскими». Вторым непременным атрибутом герцогского гардероба была круглая вязаная шапка – по сути, скатанная почти до предела кишка, шерстяное подобие презерватива. Одни утверждали, что такая шапка нужна, дабы прикрыть кривую проплешину на его голове, другие говорили – нет, это нужно для того, чтобы в любой момент надеть шлем, который тоже постоянно возили за ним.

Не хочу перегружать свой рассказ династическими схемами, Йорками, Ланкастерами, политическими убийствами и браками, всеми этими женами, годящимися в бабушки своим мужьям, племянниками, годящимися в отцы своим дядьям, внучками, годящимися в матери женам их дедушек, и так далее, но во избежание путаницы кое-какие моменты объяснить все же придется.

Проблема в том, что далеко не все дети короля тоже становятся королями. В те времена семь-восемь детей в семье, даже королевской, считалось нормой, а трон в Англии, если присмотреться – только один, и ясно, что на всех его не хватит. Хуже того. Все эти семь-восемь наследников, подрастая, тоже вступали в брак, производили на свет детей и тоже в немалых количествах, так что через два-три поколения число возможных претендентов на престол вырастало до взрывоопасных масштабов – в самом деле, большинство этих принцев, герцогов, графов, сиречь внуков, племянников, двоюродных и троюродных братьев были бы очень не против стать королями, причем многие не возражали до такой степени, что готовы были забыть о каких бы то ни было родственных братско-сестринских чувствах и ради своих амбиций взяться за меч, а коли не сладится дело мечом, пустить в ход кинжал или отраву.

И вот во времена Генриха VI Безумного, короля, мало способного к какому бы то ни было правлению, грянула смута, история которой в «Кентерберийском судебнике» некогда так изумила пожаловавших на Тратеру землян. Хроника тех усобиц – это отдельная книга, и не одна, поэтому предельно коротко скажу, что после многих лет побоищ, зверств и вероломств победили братья Эдуард и Ричард, Плантагенеты Йоркского дома. Эдуард стал королем, Эдуардом IV, а Ричард, герцог Йоркский, отец нашего героя – его главным советником. Однако болезнь и смерть не позволили старшему из братьев воплотить в жизнь его политические амбиции, королем стал его малолетний сын, Эдуард V, и бремя умиротворения и возвращения в законное русло страны, взбаламученной войной, легло на плечи Ричарда Йоркского, ставшего лордом-протектором. Наступила знаменитая эпоха регентства.