* * *

В самом слове «захолустье» уже скрыта безнадежность. Обиталище инопланетного разума на Тратере, посольство звездных миров – Тринадцатый район – являло собой зрелище без всяких околичностей безобразное, прямое свидетельство того, что проблемы Контакта на Тратере всю жизнь числились во второй и третьей очереди. В отличие от большинства планет, где службы Контакта землян с героическим терпением и заботливой скрытностью осуществляли свое научно-культурное влияние (в случае Тратеры все усилия как раз и были направлены на то, чтобы никакого влияния не допустить), тут не строили недоступных и величественных подземелий, не возводили чудес инженерной мысли в толще полярных льдов и ничего не подвешивали на геостационарных орбитах. Все временно, все наспех, с разгильдяйски-наплевательским оттенком. Даже располагалось все хозяйство в преступно-халатной (по меркам СиАй) близости от столицы – если по прямой, то немногим более тридцати миль от Хэмингтона, Королевской канцелярии на Твидле – реке, заменяющей на Тратере Темзу. Чего изощряться? Нет тут ни загадок, ни опасностей, вообще ни черта не происходит, и в принципе непонятно, чего мы здесь торчим.

В двух шагах от взлетно-посадочной площадки, главным ориентиром которой служила неясного назначения дощатая будка, на кое-как расчищенном пятачке горной тайги, обнесенном самой примитивной сигнализацией, без всякого плана вывалили полудюжину эмбриоконтейнеров с жилыми куполами «массада», извлеченными с какого-то пыльного склада мобильной фортификации, без затей соединили их наземными тоннелями «бофорт» – бронированного, гидравлически самораскладывающегося десантного «лего», рассчитанного на пятнадцатиминутную защиту двух взводов, выброшенных в чистом поле, – и закрепили тарелки антенн. На этом оборудование форпоста цивилизации успешно завершилось. За многие десятилетия эту топорную архитектуру поначалу завалило хвоей и сучьями, потом импровизированный городок врос в землю, и дальше вымахавший вокруг молодой лес придал сооружениям вид беспорядочных и неопрятных развалин.

В начале апреля шестьдесят восьмого года на базе Тринадцатого района, еще не охваченного лихорадкой эвакуации, умирали от скуки двое студентов-практикантов – Фред и Линда. Лохматого и конопатого Фреда в немыслимую рань – восемь утра – поднял с постели загудевший зуммер. Дико зевая и наступая на шнурки кроссовок, Фред потащился по переходу в соседний блок, где неутомимая Линда, несгибаемый борец за идею похудания, уже скакала на беговой дорожке, воткнув наушники и одновременно просматривая что-то на мониторе.

– «Ксаверий» пожаловал, – просипел Фред, с тоской глядя, как перехваченный резинкой конский хвост мотается туда-сюда над бледной цепочкой Линдиных шейных позвонков. Чего она прыгает? И так сплошное ребро Адама, ухватить не за что. А куда денешься? Еще почти месяц здесь киснуть.

– Иди встречай. – Даже не обернувшись, Линда непостижимым образом сумела услышать напарника. – Я подгоню погрузчик.

Снаружи – холод и сырость. Туман – через осточертевший лес на осточертевшем склоне горы ползут куда-то облака. Фред, кряхтя, натянул защитный желтый жилет и протолкнул голову в шлем.

– Я борт полсотни девятый, – немедленно заревел голос в шлеме. – Тринадцатый, ответьте! Фредди, крокодил бессмысленный, бросай порнуху и включи иллюминацию!

– Иди ты, Майк, – пробормотал Фред и со злобой хлопнул ладонью по влажному рубильнику автомата, закрепленного под навесом на раздвоенной сосне.

Сейчас же не менее двадцати прожекторов, выстроенных по кругу, выстрелили в мутное небо столбы ослепительно белого света. Небо в ответ, словно с усилием, выдавило из себя сначала такой же серый, а потом – все более чернеющий и разрастающийся треугольник шаттла, подпертый тремя синими конусами выхлопных факелов. Все ниже, ниже, створки в брюхе открыты, и вот тоскующему взгляду Фреда открылось самое грязное зрелище, какое только есть в космосе – шасси и внутренность выпускных гондол. Все, что там есть: амортизационные стойки и цилиндры, кабели, шланги гидравлики, фиксирующие замки, тормозные пальцы, шишки температурных датчиков, решетки каналов охлаждения – все покрыто бородатой коростой грязи самого невообразимого состава. На шасси летит и оседает весь нагар и перегар из двигателей, брызги из штуцеров гидравлики, карбоновая пыль из амортизаторов, но самое главное – сожженные и поднятые вихрем при посадке и старте почвы тех миров, куда заносит судьба. Десант могилы, как выразился классик. И, главное, мыть-то бесполезно, первое же приземление мгновенно вернет всю пакость на свои места, так что господствует принцип «Засохнет – само отвалится».