Уж не брежу ли я реальностью самой, не сочиняю ли тут просто некий роман? А то, что эти события со мной на самом деле происходят – просто-напросто мне кажется.

Мысль № 2

Когда-то давно я был готов жизнь отдать за свое творчество. Но никто моей жизни не взял: началась перестройка и охотится за диссидентами стало уже не модно.

Мысль № 3

Я был диссидентом в советском обществе, теперь же я – диссидент в человечестве. И нет мне пути в эмиграцию, никуда нет мне пути.

Мысль № 4

В принципе, для меня никогда не была важна не только слава писателя, любовь и восторг поклонников, но даже и публикация вообще. Успех в моем понимании означает создать произведение и убедиться в том, что оно совершенно. Следуя этой логике, мне надо бы уничтожать свои опусы сразу по их окончанию.

Мысль № 5

Пожалуй, мне даже судьбу Кафки повторить не удастся. Ни строчки моей не будет опубликовано, даже посмертно. Жизнь моя заканчивается в эпоху, когда само Слово катастрофически быстро теряет свою прежнюю ценность.

Зачем же мне вообще жить, если весь смысл жизни и заключался лишь в этом кропотливом писеве?

Ответ простой: я живу только до тех пор, пока пишу. Вывод напрашивается сам собой: надо писать и писать, чтобы сохранить эту пакостную жизнь. И тогда я буду жить вечно.

[Начало]

Никогда прежде я не переживал такого ужаса – ни в жизни, ни во сне. Я шел по огромному городу, многоцветному, простершему свои безумно красивые улицы под ослепительно синим небом, под жарким золотым солнцем.

Город был совершенно пуст, что вовсе не характерно для сновидения. Сны всегда полны людей и животных, но тут передо мной выстроилось застывшее, мертвое пространство, сплошь залитое ярким полуденным светом, и появление чудовища только еще ожидалось.

Я помнил, что иду очень давно: несколько часов или даже дней. Первое время я был преисполнен восхищения, любовался туманной глубиной улиц, парадоксальными сочетаниями красок – черного на розовом, розового на золотом.

Со временем что-то стало тревожить меня. Я понял: то, что я вижу, вовсе не было городом, а лишь выглядело как город. Вокруг меня возвышалось все, что угодно, только не здания.

У этих построек не было ни окон, ни дверей. Возможно, это были какие-то скульптуры и обелиски, или гигантские надгробья… Символы… Могильный кенотаф города, красочный муляж, фальшивый, словно блюдо с восковыми фруктами.

Нет, все же я видел и окна, и двери… Но они были каменными, как и всё вокруг. Казалось, будто бы город был целиком вырезан из скалы. И тот, кто сделал его, не знал, как устроены здания, для чего нужны окна и двери.

Но и эта мысль была ложной: фигуры состояли из разных материалов, плавно перетекавших из одного в другой… То, из чего все это вытесали, должно было иметь заранее определенную внутреннюю структуру, чтобы синее стало окном и дверью, а красное – карнизом и крышей. Так вырезают миниатюрные камеи из слоистых камней, выявляя светлые женские головки на темном фоне.

Я трогал и близко рассматривал стены. Они состояли из мраморов и гранитов, гвельфов и гибеллинов, из черного базальта и розового лабрадора.

Каким-то ужасом веяло от этого лабрадора, цветом напоминающего человеческое тело.

Была ложной и мысль о том, что город из камня высечен. Нет, я не видел никаких следов обработки: город рос и развивался сам, из какой-то странной подземной субстанции. Это было похоже на восковые натеки, только всплывающие снизу-вверх и формирующие в итоге целую, ровную свечу.

Почему-то отчетливым было впечатление, что все это именно растет снизу вверх, медленно встает, а не наоборот – растекается из уже готового создания. Только движение было незаметно, будто бы стрелка часов ползет.