Но и дома его ожидал очередной сюрприз: неожиданности в тот день, казалось, и не думали заканчиваться…

Уже с улицы он приметил слабое мерцание свечи, осветившей на какое-то мгновение верхний этаж здания.

Схватившись за рукоять меча, Тристан осторожно поднялся наверх и вновь увидел такой же слабый свет, исходивший на этот раз из спальни… Вскоре его внимание привлекла более яркая вспышка и сияние третьей свечи…

«Кто здесь? – спросил он, снимая шпагу со щита, подвешенного на стене. «Немедленно выходи!» – и пинком ноги он распахнул уже слегка приоткрытую дверь комнаты.

Неожиданный взрыв дерзкого смеха разрядил обстановку, и перед его глазами вырисовались округлые очертания женского силуэта так хорошо ему знакомого… Это была Вероника.

«Расскажи мне, о мой герой, о твоих похождениях. Я так и сгораю от нетерпения услышать твой голос», – прошептала его верная наперсница и непревзойдённая любовница.

«Не больше, чем я жажду сжать тебя в моих объятьях, моя дорогая», – отозвался Тристан, кладя оружие на кресло, на котором уже удобно разместились кринолин и панталоны молодой блудницы, и, не обращая внимания на соскользнувшую с его плеч на пол ультрамариновую накидку, решительно шагнул ей навстречу.

Она улыбнулась, поднеся к губам указательный палец, и, встряхнув головой, всколыхнула густую копну кудрявых волос. Он снял с себя рубашку и, подтолкнув Веронику к постели, добавил:

«Тебе придётся потрудиться, чтобы услышать рассказ твоего героя…»

Затем последовали задорные смешки и привычные для обоих любовные игры… и усталость как рукой сняло.

На следующий день, восстановив силы и забрав из мастерской Людовико элегантнейшее платье, заказанное ещё перед поездкой в Мантую, молодой дипломат скрепя сердце отправился на званый ужин к Риарио.

Совсем недавно отстроенный дворец, возведённый на развалинах древнего храма Аполлона, был восхитителен. Сооружённый соласно проекту художника из Форли́, маэстро Мелоццо ди Джулиано дельи Амбрози, он должен был утолить жажду величия Джироламо и воздать должное изысканному вкусу его молодой очаровательной жены, Катерины Сфорца, – внебрачной дочери покойного герцога Милана, Галеаццо, и его любовницы, Лукреции Ландриани.

Несмотря на леденящий воздух, казалось, так и пробиравший насквозь в тот вечер, милая и очень общительная хозяйка дома, вместе со своим супругом, который был на двадцать лет старше неё, принимала многоуважаемых гостей, в удивительно красивом па́тио13. Длинная облегающая гамурра с пикантной отделкой из чёрных кружев эффектно контрастировала с бледной кожей госпожи Риарио. Платье со шнуровкой на спине дополняли съёмные расшитые золотой нитью рукава, собранные из отдельных деталей, искусно выкроенных из разных тканей и соединённых между собой при помощи тесёмок. Из многочисленных прорезей на рукавах выступала белоснежная рубашка. Волосы были стянуты тончайшей вуалью, усыпанной жемчужинами и изящными золотыми шпильками в форме цветков.

Как полагается по этикету, уступив супруге честь первой поприветствовать желанного гостя, Риарио с приторной угодливостью представил его хозяйке дома:

«Его Превосходительство Тристан де Джинни, приближённый Его Святейшества Папы Римского, пользующийся его всецелым доверием и благосклонностью», – будто желая подчеркнуть, что именно от этого человека зависел успех предстоящего предприятия и, следовательно, участь его семьи.

«Несравненная слава Вас опережает, милостивый государь», – высокопарно подхватила Катерина, обращаясь к красавцу визитёру.

«Несравненной я бы назвал виртуозную технику литья по восковой модели и гравировку французских мастеров, изготовивших Вашу великолепную подвеску, моя госпожа», – с готовностью отозвался молодой дипломат, задержав пристальный взгляд на её длинной шее. Скользнув взором чуть выше, он встретил её глаза – глубокие, полные гордого сознания принадлежности к роду прославленных воителей, но в то же время грустные и смиренные – зеркало неутолённой многострадальной души, так часто скрывающейся под маской показной радости.