От неожиданного удара сзади я полетел кувырком и, ничего еще не успев сообразить, понял, что произошло самое страшное для меня – я остался без очков…

На какое-то время я, видимо, потерял сознание. Потом очнулся и почувствовал, что меня поднимают рывком и ставят вертикально. Перед глазами что-то мелькало. Сосредоточившись, я понял, что стою, кем-то поддерживаемый за руки, что я без очков и что кто-то стоит передо мной.

– Кто такой? – услышал я вопрос. Ни к кому другому, кроме меня, вопрос относиться не мог. Я помотал головой, пытаясь избавиться от нехорошего ощущения, что мозги у меня из пробкового дерева. Нельзя сказать, что это мне помогло, но я вспомнил, что могу говорить.

– Ради бога! – торопливо попросил я. – Тут где-то мои очки! Они упали! Я без них ничего не вижу! Дайте мне найти их!

– Что? – тоном, не обещающим ничего хорошего, произнес спрашивающий и рукой ухватил меня за лицо. Повернул мою голову к себе. – А меня ты видишь?

Во мне все перевернулось и заныло от такого тона – влип-таки в историю, влип! Ведь не хотел же сюда! Не хотел же!.. Ведь чувствовал! А теперь что?

– Вижу, – ответил я ему, с трудом переглотнув. – Но это же только вблизи, в общих чертах… – Пальцы сдавили мне лицо, и я смолк.

– Не морочь мне голову, – с расстановкой сказал он. – Трусов и лгунов вроде тебя я вижу насквозь… Говори быстро и без уверток – кто ты такой?!

Это было совсем плохо. Завернутые за спину руки загнули аж чуть не к лопаткам. При этом державшие меня все время сопели и всхрапывали. Не то от удовольствия, не то от хронического насморка.

Совершенно невольно я вспомнил Слейфа с его железной хваткой – по сравнению с этими ребятами он обращался со мной просто по-божески. Но что я мог им всем ответить, кроме того, что было на самом деле?..

– Да я попал сюда совершенно случайно! – начал объяснять я, с тоской предчувствуя, что ничем хорошим это не кончится. Но, может быть, удастся все-таки объяснить? – Я две недели бродил по тайге…

Объяснить мне не дали. Пальцы на лице опять сжались, на этот раз сильнее.

– Я тебе сказал не морочить мне голову? – со зловещим шипением переспросил он.

– Бокут! – донеслось откуда-то сбоку. – Погляди-ка чего…

С толчком отпустив мое лицо, спрашивавший отошел, коротко бросив:

– Связать!

Державшие меня тут же обмотали мне туловище и руки веревкой. Я не сопротивлялся. Какой смысл? Связав меня, один из двоих ушел. Второй остался, не спуская с меня глаз и не снимая руки с рукоятки меча.

Насколько я мог рассмотреть, это был достаточно молодой парень. Крепкий, темноволосый, перетянутый ремнями. Одетый в какую-то кожаную рубаху с бляхами, из-под которой виднелась шкура неизвестного мне зверя мехом наружу.

Его, видимо, в свою очередь очень интересовала моя одежда, но никаких попыток ознакомиться поближе он не предпринимал. Выражение же его лица мне очень не понравилось – насколько я опять же мог рассмотреть его без очков.

Слишком знакомый у него был взгляд – уличной шпаны, прекрасно мне известный по детским впечатлениям. Вид этого охранника все время, пока мы стояли с ним, ожидая неизвестно чего, вызывал во мне непреодолимо мерзкое чувство какого-то прямо-таки гадского страха. И это несмотря на то, что он ни словом, ни движением никак не выказал каких-то своих намерений. Все они были написаны у него на лице…

Вернулся Бокут. Быстро отодвинул в сторону охранника и сунул мне под нос… мои очки! Целые и невредимые! О, какая это была радость!

– Это твое? – резко спросил он.

– Да, это мои очки, – сказал я. – Я говорил…

Бокут резко убрал очки за спину. Глаза его впились мне в лицо.