Масштабная концептуальная работа, проведенная философией, заходила, однако, в практический тупик, поскольку на универсальном языке мало кто мог вести разговор, осуществлять коммуникацию как в реальной повседневной жизни, так и в конкретных сферах знания.

Другая слабость универсального языка заключалась в неподвижности его понятий.

Экспериментальная наука достаточно быстро обнаружила эту слабость.

Возьмем в качестве примера сформулированное греческими философами понятие «атом», выражающее неделимую исходную материальную частицу окружающего мира. Если мы рассматриваем понятие «атом» как отражение константной и неизменной истины Бытия, то впадаем в противоречие с фактами. Движение научного знания раскрывает сложное строение атома – он содержит ядро, он состоит из элементарных частиц и, более того, – он не неделим. Его деление имеет огромное практическое значение для создания грозного оружия и получения сравнительно дешевого источника энергии.

Таким образом, истина, заключаемая в слове, оказывается многозначной и скрытой. Истина слова может раскрываться постепенно. Возникает вопрос: к чему мы относим константность истины слова – к объективной действительности окружающего мира или к собственным представлениям? Если к субъективным представлениям, то тогда выражение в слове истины утрачивает реальный смысл. Смысл универсального языка сохраняется в эмпирии его собственной жизни.

В Новое время эта ситуация была осмыслена концептуально Томасом Гоббсом и получила свое развитие в философии Джона Локка.

Томас Гоббс занял радикальную позицию, сформулировав ее в тезисе: «Veritas in dicto, non in re consistit». Вся истина заключена в языке, а не в вещах. Соответственно, как истина, так и заблуждение являются атрибутами речи, а не атрибутами вещей. Общее как исходный идеальный образец, обусловливающий истину знания, выраженную в языке, не наделено сколь-нибудь истинным и обоснованным присутствием.

Таким образом, не только универсальный язык истины, но и язык вообще, поскольку он оперирует понятиями, «повисает в воздухе».

Радикальный эмпиризм, следуя своей логике до самого конца, приходит к выводу не только о нереальности цивилизационных констант, но и о нереальности самого объективного мира. Этот вывод, как известно, и был сделан Беркли, взявшим за исходное в толковании языка именно радикальный сенсуализм. Последствия заставили Беркли в конце пути вернуть «идее» первоначальное Платоново значение, а вместе с тем встать на путь реставрации метафизики.

То есть мы имеем дело не просто с «философской историей», а с движением мысли, влияющим на цивилизационную эволюцию. Философия лишь выражала тот факт, что, хаотично купаясь в языковых формах, цивилизация все более утрачивала связь с объективной реальностью, оказываясь перед возможностью погружения себя в эпоху цивилизационных катастроф. Таким образом, «просто история» философии языка поставила движение цивилизации перед проблемой ее смысла, а вместе с тем привела к крушению в Европе абсолютистских режимов.

Восстановление констант цивилизационных смыслов требовало нового философского истолкования языковых парадоксов, выявления оснований подлинности коммуникации.

Первый шаг на этом пути был сделан Вильгельмом фон Гумбольдтом. Этот шаг можно понять и оценить, если увидеть, что через него осмысливается присущая человеку, и только ему, специфика отношения к действительности сравнительно с другими живыми организмами.

Человек обладает способностью «отражать» реалии окружающего мира и адекватно реагировать на благоприятные и неблагоприятные свойства среды. Но этой способностью обладают и животные. Человек может производить звуковые сигналы, предупреждая других людей об угрозах и необходимости совместных действий. Но такой способностью обладают и животные. Человек проявляет заботу о потомстве. Но заботу о потомстве проявляет и животное. Человек действует в социуме, соблюдает правила и иерархии отношений. Но то же наблюдается и среди животных. Так почему у человека возникает язык?