Мы пришли ко мне, в комнате никого не было, ведь был Новый год. Все где-то гуляли.

Я впился ей в рот поцелуем и начал быстро снимать с нее одежду. Мы оказались голыми. Эрекции не было, и я сказал ей расслабленно: «Давай поднимай».

Она оказалась толковой девушкой и бодро начала сосать. Я был в восторге, я смеялся, как ребенок, так мне было приятно. Потом, когда член встал, она села на него и начала ерзать, как в американских фильмах. Читатель, мне никогда не забыть тот первый минет в моей жизни. Потом мне другие женщины делали его тоже, но все это уже было не таким, как в этот первый раз. Я ее никогда не забуду, мою первую девушку с простой русской внешностью – Наташу Пшеницыну, друзья звали ее Пшеницей. Мы попробовали в ту ночь с ней все, на что хватило моей фантазии, кроме анального секса, разумеется. Я был полностью удовлетворен – цель была достигнута.

Мы уже успокоились, когда в комнату начали стучать – пришли другие жильцы. Мы оделись и открыли дверь. Выключив красный свет и включив обычный электрический, я увидел ее лицо и понял, что и она была расслаблена и довольна. Так в Новый год 1990-го в свои девятнадцать лет я наконец-то стал мужчиной. «Поздновато, конечно, но ничего не поделаешь», – успокаивал я себя. Все прошло гладко. Дружить впоследствии с Пшеницей я не стал, я был к ней абсолютно равнодушен.

Как говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Сексуальным маньяком я, конечно, не стал но год в целом оказался неплохим. Возможно, потому, что это был год Белой Лошади по китайскому гороскопу. Я же родился в год Белой Собаки. Это была моя стихия воды.

В этот 1990 год я наконец-то добился сдвигов в своих занятиях культуризмом. Начав заниматься каждый день – шесть раз в неделю – я впервые стал есть белок из детских питательных смесей. Вес пошел в гору!

Становую тягу я стал поднимать двести килограмм, а приседать со ста пятьюдесятью килограммами, и только лежа я жал плохо – всего шестьдесят килограмм. Мое тело стало принимать атлетические формы к моей радости. Ведь раньше я был абсолютной дохлятиной. К сожалению, от моих занятий в организме наступил авитаминоз, а может, от холодных сибирских зим, а скорее всего, от того и другого вместе. У меня раскрошилось четыре зуба. Зубы вообще мое больное место. Не последнюю роль сыграл в этом просто панический ужас перед русскими стоматологами.

Но я нашел выход из положения, начав принимать поливитамины. Результат был блестящим. Отличный тонус и рост веса создавали отличное настроение. Энергия била через край. За один год в общей сложности я набрал десять килограмм и стал весить семьдесят семь килограмм. Я был очень доволен.

К тому же вопрос о зачете по ненавистной физкультуре с ее игрой в футбол на морозе я решил, просто принося справки из атлетического зала о том, что я там занимаюсь на кафедру физвоспитания нашего института. Они их признавали и ставили мне зачет. Моему примеру последовала пара моих товарищей-студентов, с которыми мы ходили на культуризм в спорткомплекс «Томь».

В это же время я начал увлекаться большим теннисом. Купив себе две ракетки для себя и для партнера и не найдя последнего, я часами играл об стену радиомеханического завода, находящегося за нашим общежитием. Я подражал Борису Беккеру, который был моим кумиром тех лет. Иногда я играл со своим приятелем Жекой Семенцом, но игра у нас не получалась.

Жека Семенец очень странно стал моим другом. Остановлюсь на этом подробнее. Впервые я увидел его, еще будучи абитуриентом. Он поступал на специальность «экспериментальная ядерная физика». Но делал это не от великого ума, а потому, что конкурс туда был ниже и, следовательно, поступить проще. С первого взгляда симпатии он у меня не вызвал благодаря своей подъебистой манере общения. Но дело не в этом. На первом курсе с первого захода, а читатель помнит, что их у меня было два, нас поселили с другом Семенца по имени Паша. Этого Пашу я тоже невзлюбил, и в нашей комнате оказалось два лагеря: мой и Пашин с его одноклассником. Семенец – я его буду называть так впоследствии ввиду оригинальности фамилии – часто навещал Пашу и раздражал меня своими подъебами. Я терпел, я уходил.