– Псих! Изверг! Я буду жаловаться на тебя! Будь ты проклят!

Яна напоказ плюнула в сторону Марка и решительным шагом вышла из кабинета. Разладин даже не удосужился повернуться в ее сторону. Вскоре ему позвонил Вакуленко и вызвал к себе в кабинет.

– Марк Андреевич, на вас тут жалуются, – проговорил Осип Евдокимович. Ему явно было неловко из-за того, что приходится улаживать ссору между подчиненными. – Извинитесь перед Яной Мироновной, будьте добры.

Вакуленко хотел, чтобы устными формальностями все обошлось и чтобы от него сразу отстали с этими мелочными передрягами. Но Разладин не спешил признавать вину, а Нелюбова не соглашалась на столь поверхностное разрешение конфликта.

– Извинений мало, Осип Евдокимович! – воскликнула девушка в ответ на слова начальника. – Он сейчас извинится, и что? Он ведь постоянно конфликтует – спросите у кого угодно в кабинете. С ним просто невозможно работать! Ведет себя как ненормальный! Я требую, чтобы ему штраф выписали, выговор или какое-нибудь другое наказание, чтоб неповадно было!

Яна увлеклась и верещала так, что ее визг был слышен на всем этаже. При этом она будто бы не видела обидчика, который стоял в двух шагах от нее совсем бледный и не обращал совершенно никакого внимания на Нелюбову и на Вакуленко.

– Марк Андреевич, вы здоровы? – Осип Евдокимович заметил на лице Разладина болезненное равнодушие к происходящему. – Может, вам лучше на больничный уйти? – предложил Вакуленко, приободрившись тем, что нашел выход из неловкой ситуации.

– Да! На больничный! Пусть лечится, псих несчастный! – Яна всплеснула руками и звучно пробренчала браслетами.

Марк, наконец, посмотрел на нее – посмотрел прямо, открыто, почти неприлично.

– Замолчи, дура, – тихим, но явно раздраженным и нервным тоном проговорил Разладин, чем буквально ошарашил и Нелюбову, и Вакуленко.

– Ты совсем обалдел, придурок? – ответила ему Яна.

Осип Евдокимович чуть приподнялся с места. Он на секунду испугался, что его подчиненные прямо тут подерутся. Но этого, к счастью, не случилось. Сразу после резкого ответа Яны глаза Марка вспыхнули, он угрожающе шагнул навстречу Нелюбовой и уже готов был, казалось, убить ее. Девушка старалась держаться бойко, но ее коленки задрожали от одного только взгляда Разладина. Марк только теперь увидел в ней не врага, а пугливую и беззащитную девушку. Он остался мужчиной и не ударил Яну, но все-таки разразился тирадой.

– Как вы не понимаете? Вы все! – Посмотрел он на Яну и на Осипа. – Как вы не понимаете?! Мы же задыхаемся! За-ды-ха-ем-ся! Вот в этих коробках. – Он развел руками, обводя офисные стены и потолок. – Нас тут будто заперли: без света, без воздуха, без шансов на спасение. И мы заочно на все согласны. Мы сами себя запираем, боясь свободы, и закрываемся ото всех!

– Марк… О чем ты говоришь? – с недоумевающим лицом прервал его Вакуленко, но Разладин будто не заметил вопроса и продолжал:

– Задыхаемся! Задыхаемся, словно в чулане! Вы благодарить меня должны, что хоть кто-то открывает окна в этой тухлой консервной банке. Невозможно жить среди той вони, которую вы, жалкие канцелярские крысы, везде порождаете. Устал я от вас… Душно мне с вами… Душно! От того и открываю окна настежь. Вы не хотите дышать, не хотите жить, а я хочу… Жить! – Разладин внезапно схватился за лицо. Его глаза покраснели от слез. – Я еще пожить хочу. Почему мне нельзя? Почему именно мне? Почему я? Ведь и без того мало времени. И с каждым днем его остается все меньше. Жить! Жить! Хоть как-нибудь, хоть где-нибудь – лишь бы жить, лишь бы дышать свободно. А вы – вы и того не хотите! Вот почему я?! Почему я, а не вы? Вы все равно не хотите – ни жить, ни дышать. Ничего не хотите. Вы все задохнетесь! Я единственный, кто открывал для вас окна. А теперь и меня не станет. К черту ваш больничный, вашу жалость и ваши подачки! К черту вас всех! Я не вернусь больше сюда, в эту кабинетную тюрьму, в этот затхлый чулан. Ухожу! Увольняюсь! Напишу заявление и оставлю внизу на вахте. И ничего больше не хочу слышать от вас!