Помню как он замолчал, точно бегун не рассчитавший силы на длинной дистанции.

– Мэтт, ты здесь? На связи?

– Да.

Так паршиво я себя давненько не чувствовал. Пытался понять, почему. Безуспешно.

– Как бы все не развивалось дальше, ты будешь частью группы. В любом амплуа. Слышишь?

– Да.

– Как только поднимусь с койки, первым делом приду к тебе. Будем с тобой долго и нудно разговаривать. Как мы умеем. Соберем все дерьмо, что есть, и будем мусолить, пока язык не отсохнет.

Разговор с Дастином прошел в том же ключе, что и с Крисом. Все-таки они одного поля ягоды. Больше всего он хотел начать ходить, чтобы добираться до туалета самостоятельно. Меня это повеселило, но не так чтобы. Он сказал, что Крис скоро принесет мне интересную новость. Не говорит мне сейчас, чтобы я немного взбодрился.

А вот Киран говорить отказался. Я думал, что только со мной, но позже узнал, что со всеми. Иэир слабо вязалось со словами Криса, будто Киран начал шутить. Он не впускал в палату никого, кроме отца. Похоже, ему было очень плохо в то время, когда мы постепенно шли на поправку. И я хотел бы знать, что творится в его душе. Хотел бы помочь ему. Но не смог бы. Постепенно я опускался в ту же эмоциональную пучину, где, как мне казалось, уже находился Киран.

Крису повезло. Он пришел ровно в тот момент, когда я немного отживел. Случилось все само, никаких усилий.

Актером он был плохим. Я сразу раскусил, что в его истории про потерянное оборудование, а это более ста тысяч, будет счастливый конец.

– В общем, мы объявили сбор пожертвований. Посчитали, прикинули с Джимми – нужно порядка ста тридцати тысяч. Нам уже помогли несколько групп. И, конечно…

– Фаны, – перебил я.

– Они самые, – он улыбался как мог широко. – Обожаю их! Джимми говорит, такими темпами мы соберем нужную сумму быстрее, чем выйдем из больнички. Ну и семье Эрни сможем помочь.

Он ликовал. Я подыгрывал через силу. И Крис это, наконец, понял. Подумал, у меня возобновились боли. Но дело было совсем не в них.

Мое тело постепенно восстанавливалось. Вопреки первоначальным прогнозам, организм креп. Я не считал, сколько нахожусь в больнице. Решил стереть печальную дату из памяти. Тем не менее, чувствовал, что время подходит. Медсестры отмечали мой прогресс, уже делали мне оздоровительную гимнастику, разгоняли кровь. Позвоночник заживал быстро и правильно.

В тридцать лет мне предстояло учиться жить заново: ходить, держать равновесие, дышать. Идти к цели, которую уже достигал ранее. Учиться играть на барабанах в новых реалиях, до этого придумав, как вообще можно играть без ведущей ноги.

Я боялся начинать все сначала, поскольку теперь шансы на неудачу перевалили далеко за пятьдесят процентов. И никто бы меня не осудил за поражение, но сам я не смог бы себе этого простить. Как и в те далекие школьные годы, музыка оставалась единственным шансом на более-менее счастливую жизнь.

Страх глубоко впивался зубами прямо в сердце. Иногда я задыхался от ужаса. Ловил себя на мысли, что хочу все прекратить. В том самом смысле. Уже более трезво.

Тогда-то на связь и вышел Киран.

– Ты поймешь меня. Не чувствую, знаю.

До сих пор в голове не укладывается, как такое могло случиться с нами? Почему именно с нами?

Придя в сознание, я не спал почти неделю. Размышлял, вспоминал, даже выводил схемы. Ведь если все ровно так, как говорят, мы просто не заслуживали такого исхода. Кто угодно, но не мы. И это сильно подорвало меня.

Я спрашивал Бога. Не «за что?», но «для чего?» Если мы должны стать примером, почему таким образом? Я всегда думал, наши песни и есть послание. Мы говорим… Говорили о силе духа, о победе над собой, слабостями. Неужели пришло время подтвердить слова на деле?