– Стало быть, вы так или иначе будете выезжать достаточно часто. Орлов же, как всем известно, холостяк, и притом весьма завидный жених. А значит, по миру распространится слух, что он ищет себе в Англии жену. И кто знает, быть может, даже найдет, а?

– Превосходная идея! – Уолден внезапно ощутил, что начал получать от разговора удовольствие. Ему доводилось играть роль теневого дипломата при консервативных кабинетах Солсбери и Бальфура, но в последние восемь лет полностью отстранился от участия в международной политической деятельности. Теперь же у него появлялась возможность выйти на авансцену, и им овладела ностальгия по знакомому делу – захватывающему и поглощавшему всю твою энергию: по покрову тайны, по тонкому мастерству игрока, необходимому при переговорах, по столкновению индивидуальностей, по необходимости порой осторожно убеждать, а временами и откровенно угрожать. Он еще помнил, насколько непросто вести дела с русскими – партнерами капризными, упрямыми и самонадеянными. Но Алекс будет управляем. Когда Уолден женился на Лидии, на свадьбе присутствовал ее десятилетний племянник в матросском костюмчике. Позднее, обучаясь два года в Оксфорде, Алекс не раз гостил в Уолден-Холле во время каникул. Отец мальчика умер, и потому Уолден уделял ему куда больше внимания, чем любому другому юноше, и в знак признательности был вознагражден дружеским расположением со стороны наделенного живым умом молодого человека.

Более благоприятной почвы для начала переговоров невозможно себе представить.

«Думаю, мне будет сопутствовать удача, – подумал Уолден. – А это станет победой, настоящим триумфом!»

– Если я правильно понял, вы готовы взяться за эту миссию? – спросил Черчилль.

– Разумеется, – подтвердил Уолден.

Лидия встала.

– Нет-нет, не стоит беспокоиться, – сказала она мужчинам, тоже поднявшимся из кресел. – Я оставлю вас обсуждать политические дела без меня. Не желаете ли отужинать с нами, мистер Черчилль?

– Увы, но мне еще предстоит деловая встреча в Лондоне.

– Тогда, с вашего позволения, я откланяюсь. – И она пожала ему руку.

Затем она вышла из «Октагона» – восьмиугольного зала, где семья обычно пила чай, прошла через большой вестибюль, еще один холл поменьше и оказалась в цветочной комнате. В тот же момент один из подручных главного садовника – она не знала его имени – вошел через дверь из сада с огромной охапкой тюльпанов, розовых и желтых, приготовленных к обеденному столу. Одной из наиболее привлекательных черт Англии в целом и Уолден-Холла в частности она всегда считала изобилие цветов. Для нее каждый день срезали свежие букеты утром и вечером, причем даже зимой, когда растения приносили из парников.

Поскольку цветочная комната считалась как бы продолжением сада, рабочий приветствовал ее лишь легким прикосновением к кепке – он не должен был снимать ее перед хозяйкой, если только она не заговаривала с ним, – положил цветы на мраморный столик и удалился. Лидия села и с удовольствием вдохнула свежий, напитанный ароматами воздух. Эта комната как нельзя лучше подходила, чтобы успокоиться, а разговор о Петербурге ее расстроил. Она тоже запомнила Алексея Андреевича застенчивым маленьким мальчиком на своей свадьбе, но тот день остался в памяти и как самый несчастный в ее жизни.

«Как странно было сделать своим святилищем именно цветочную комнату», – подумала она. В этом доме имелись комнаты для любой цели: они даже завтракали, обедали и ужинали в разных столовых; были помещения для игры на бильярде и хранения оружия; в специально отведенных местах стирали и гладили белье, варили джемы, чистили серебро, вывешивали охотничьи трофеи, держали вино, приводили в порядок костюмы… Только ее собственная часть дома состояла из спальни, гардеробной и гостиной. И все равно, когда ей хотелось покоя, она всегда приходила сюда, чтобы посидеть на жестком стуле, глядя на грубую каменную раковину умывальника и чугунные ножки мраморного столика. Но, как она заметила, у ее мужа тоже было свое заветное место: если Стивена что-то выводило из равновесия, он шел в оружейную комнату и читал книги об охоте.