Директор школы жил в самом центре поселка. Его дом ничем не выделялся. Типичная постройка позднего Союза. Его жена работала вместе с ним в школе учителем литературы. Когда гости зашли во двор, Лариса Федоровна поила коров.

– Проходите в дом, я сейчас приду. Володя уже дома, – пригласила хозяйка. Светка задержалась во дворе, наблюдая за Ларисой Федоровной в фуфайке. Непривычно видеть учителя в таком виде.

– Пошли, чего уставилась, – Марат первым зашел в дом.

– О, гости дорогие, – радушно встретил их директор школы. – Раздевайтесь, заходите в зал. Сейчас будем пить чай.

Посередине зала их встречал разложенный стол-книжка, покрытый сиреневой клеенкой, а на нем стояла выпечка и красивый чайный сервиз с позолотой. Раньше сервизы служили визитной карточкой хозяйки. Их ставили в зеркальные серванты, периодически протирали пыль, а по случаю прихода дорогих гостей доставали и пили из него чай. Во время чаепития хозяйка любовалась своим сервизом, словно это не обычная керамика из сельмага, а золотые приборы из персидского дворца, повод гордости и зависти одновременно.

– Садитесь, располагайтесь, – учитель указал на диван. – А я думал, больше ребят придут. Выпускной класс все-таки, больше не увидимся.

– Владимир Сергеевич, они просто стесняются к директору школы домой прийти, – сказала Светка.

– А вы значит, не стесняетесь, – наливая в заварной чайник крутого кипятка, с иронией произнес учитель.

– А чего стесняться, вы такие же люди, – сказал Марат, понимая, что произнес нечто неоспоримое, а значит умное.

– А вот и хозяйка.

– Извините, не успела все сразу, – запыхавшись, в зал вошла жена директора и принялась хлопотать вокруг стола.

– Ой, как вкусно вы готовите, – Светка откусила вишневый пирог.

– Да вот, после уроков прибежала и сразу пирог поставила.

В те годы выпечку готовили сами. Так экономнее, да и в магазинах ассортимент был еще не велик. Если хочешь порадовать гостей, включаешь фантазию и из того, что есть в погребе и дома, готовишь нечто с чем-то. Причем получалось всегда по-разному. То подгорит, то вытечет, то не пропечется. Владимир Сергеевич с шумом отпил из чашки и начал разговор:

– Ну Марат, интересные вопросы ты задал сегодня на уроке. Прямо сказать, для твоих лет – это очень даже зрело. Жаль времени не было ответить. Я жене рассказал, знаешь, она тоже заинтересовалась. Ведь вы – наша смена, молодое поколение, которое и будет строить жизнь дальше. От вас все зависит, от ваших решений. И знаете, я все-таки думаю, что вы будете жить лучше.

– Да, хотелось бы лучше, – согласился Марат.

– Ты спросил, почему нам говорили неправду, – Владимир Сергеевич улыбнулся и почесал за ухом. – Правда или неправда, это вопрос неоднозначный. Вы еще молодые и вам кажется, что все в мире просто. Это черное, а это белое. У меня, кстати, даже после института сохранялся такой взгляд на жизнь. Поэтому я тебя, Марат, хорошо понимаю. Но на самом деле в жизни все намного сложнее, чем кажется на первый взгляд, – директор в раздумьях пригладил усы и продолжил. – Вы не допускаете, что может быть они, то есть строители коммунизма, верили в то, о чем говорили? Может они искренне верили, что наш путь единственно верный? Этот путь идеологического насаждения и принуждения.

– Верили, а теперь признали, что ошибались. Странно как-то. Неужели все ученые, академики, министры, все они ошибались? – спросил Сафаров. – Они же умные люди, взрослые. А если была возможность ошибиться, почему же они вели себя так, словно ошибка исключена? Почему не сказали всем людям честно, что мы "возможно" построим светлое будущее? Что мы – часть эксперимента. Столько лет подряд твердили, что мы движемся к светлому будущему. Неужели они не видели, что за рубежом живут лучше? Даже во время войны наши солдаты это видели, когда шли по Европе. Зачем нам врали? Почему не сказали прямо – мы живем лучше, чем в Африке, но хуже, чем на Западе. Не было бы так обидно. Почему внушали, что мы живем лучше всех, когда не лучше. Зачем они врали своему же народу? – Марат говорил с горячностью. Юноша полный сил и надежд. Искренний и откровенный.