Врываясь в дома наши, чума унесла тысячи жизней, не проявляя жалости ни к старикам, ни к чадам беспомощным.

Не за горами час, когда смерть придёт за вами, стоящим здесь на площади и за теми кто, прячась по домам, пытается спастись от кары небесной.

За что нам это? В чём провинность перед Создателем, за что решил он обрушить на головы людские гнев несравнимый ни со стихией природной, ни со злом человеческим?

Гул протяжного, обречённого на вымирание вздоха, прокатился от первых рядов до последнего, чтобы раствориться за пределами площади, где царствовала пронизанная болезнью тишина.

– И что нам делать?

Одинокий, подобно раскату грома, выкрик и новая подхлёстнутая порывом волна негодования ринулась гулять среди толпы.

Выждав паузу, Нострадамус вновь поднял вверх руку.

Он был уверен – каждое произнесённое им слово будет пожираться с таким нетерпением, словно в нём одном заключалось то, ради чего большая часть жителей собралась на городской площади.

– То, что скажу я вам, – произнёс Нострадамус, – исходит от самых потаённых уголков души. Цель моего появления в Тулузе та же, что когда то была у деда Жана де Сен-Реми – вернуть уверенность в день завтрашний, что даст возможность детям нашим познать будущее в той незыблемой красоте, какой даровал нам Господь.

Возвышаясь над людьми, Нострадамус словно парил в облаках.

Он хотел было продолжить говорить, как вдруг взгляд коснулся стоявших в стороне людей, одетых в длинные до пят балахоны коричневого цвета с наброшенными на головы капюшонами.

На смену воодушевлению, пришёл леденящий душу страх.

Мысль о присутствии представителей инквизиции сковало по рукам и ногам. Язык прилип к нёбу, дрожь прошив тело, свела на нет уверенность, что минуту назад столь радостно будоражило сердце.

Ощущение затягивающейся на шее петли, выглядело настолько реальным, что Нострадамус, не понимая зачем, запрокинув голову, поднял глаза вверх. Не увидев ничего кроме затянутого пеленой неба, вздохнув, сбросил с души камень оцепенения.

Избавление от страха, помогло вернуть внутренний настрой.

– Вглядываясь в изнеможённые горем лица, – продолжил говорить Нострадамус, – Не вижу глаза тех, кто пряча взоры свои, видит меня с петлёй на шее. Честно скажу, страх оказаться подвергнутым пыткам, зародил столько сомнений, что ещё утром я собирался покинуть город. Быть подвергнутым истязаниям, затем сожжённым на костре, выше понимания политики святой инквизиции. А главное, за что? За то, что хотел помочь людям?!

Тем ни менее, я здесь. Зачем? Чтобы избавить город от болезни. Нет греха более страшного, когда знаешь как избавить человека от страданий, при этом не делаешь ничего, по причине, оказаться причисленным к числу неугодных церкви?

Замолчав, Нострадамус вглядываясь в глаза сограждан, видел столько желания услышать главное, ещё немного и толпа могла не совладать с обуявшим её волнением.

Понимая во что могут вылиться слова, от которых людям было ни холодно и не жарко, Нострадамус решил – «Пришло время перейти к главному».

– Три года я искал то, что может спасти жизни ваши и ваших близких. Глядя на мучения мои, Господь смилостивился, одарив виденьем, которое даёт право утверждать, снадобье от чумы найдено

Толпа колыхнулась. Волна гомона пустилась гулять от первых рядов до последнего и обратно. Ещё немного и всё вокруг могло потонуть в круговерти людских эмоций.

Возможно, так и сложилось бы, не подними Нострадамус руку и не произнеси: – Вот оно! Избавление от чумы!

Завидев в руках лекаря склянку с лекарством, толпа зайдясь в восторге, двинулась к эшафоту. Сотни рук потянулись к заветной цели, пытаясь опередить тех, кто стоял впереди них. Если бы не судорожный крик одного из священнослужителей, людское море захлестнув ряды впереди стоявших, придало бы смерти не одну человеческую жизнь.